Когда черная свастика придавила своей тяжестью Германию и фашизм начал простирать свои лапы дальше, Петр Гримм понял, что его долг — помочь людям доброй воли обрубить их... Поэтому он одним из первых коммунистов Бельгии, возглавив группу французских и бельгийских добровольцев, решил ехать в Испанию, чтобы помочь ее народу отстоять республику.
— Семен, откуда ты появился? — радостно вопрошал Пьер, оглядывая меня с ног до головы. — Нам известно только одно, что после «отсидки» в антверпенской тюрьме ты был выслан за пределы Бельгии. А куда именно — установить не удалось, хотя и пытались найти твой следы.
Он дружески похлопал меня по плечу и предложил умыться с дороги. Это было более чем кстати.
С наслаждением плескался я в горячей воде. Еще и еще подставлял голову под благодатные струи душа и чувствовал, как они возвращают мне бодрость, свежесть, силу. «Кажется, простая вещь — обыкновенная вода, — философски размышлял я, — но она может заново народить на свет человека».
Почти двое суток отсыпался я у Гримма. Так дьявольски устал за время вынужденных странствий, что ничего не слышал, что делалось вокруг. А за это время в квартире, оказывается, побывало несколько моих товарищей, которые узнали, что я уже на свободе и нахожусь у Пьера. Им жалко было меня будить, они тихонько заглянули в комнату, где я, разметавшись на кровати, спал, как сурок, и затем ушли.
Потом меня навестили коммунист Борис Журавлев с женой и председатель ревизионной комиссии славянской секции Мекс. Почти весь вечер мы проговорили. Я подробно рассказал свою одиссею, начиная с того момента, когда был арестован в порту. Начали думать, как быть мне дальше.
Мекс сказал:
— Поскольку Чебан состоит в портовой организации Антверпена, лучше вернуться туда. В Брюсселе незачем оставаться. Надо только лучше законспирироваться, действовать осмотрительнее. Опыт у Семена уже есть. Посидеть в двух тюрьмах — все равно, что два вуза окончить...
С его доводами согласились Пьер Гримм и Борис Журавлев. Они снабдили меня деньгами на дорогу, приличной одеждой, обувью, и я совсем преобразился, стал похожим на клерка какого-то солидного оффиса. Утром следующего дня поезд увозил меня в Антверпен. Через восемь часов я был на месте.
Секретарь портовой парторганизации, увидев меня, широко раскрыл от удивления глаза. Мое появление, видимо, тоже было для него неожиданностью.
— Чебан, ты ли это? Смотри, какой господин заявился! Откуда, какими ветрами?
— Попутными, конечно. Решил опять бросить якорь здесь, — улыбаясь, ответил я секретарю и рассказал всю свою эпопею.
Он задумался. Встал, заходил, как обычно, когда его охватывали сложные раздумья, по комнате. Остановившись возле стола, убежденно сказал:
— Теперь тебе безусловно нет смысла оставаться здесь. Полиция все равно не оставит в покое. Могут опять схватить и надолго засадить в тюрьму. Сейчас слежка в порту усилилась.
— Что же мне делать? Может, попытаться устроиться на какое-либо судно, заключить контракт и вновь пуститься в плаванье?
Секретарь отрицательно покачал головой.
— Вот что, Симеон (он называл меня не Семеном, а Симеоном). Мы отправим тебя во Францию. Дадим перевод в одну из парторганизаций Парижа. У нас есть договоренность. Там встретят наши товарищи. А Виктор Птушенко поможет тебе выехать отсюда. Знаешь его?
— Еще бы! Ведь это мой старый друг...
Я сразу же вспомнил, как Птушенко устраивал меня после «Вана» матросом на один из пароходов в Антверпене. Это была нелегкая задача. Он все время меня подбадривал, успокаивал.
— Вахты будут, не сомневайся, — утешал Виктор Птушенко, прохаживаясь со мной вдоль причала. — Дал бы бог только покрепче шею, моряк, а хомут сам собой сыщется.
Как-то ночью он примчался ко мне на квартиру, разбудил и, волнуясь, сбивчиво заговорил, размахивая руками:
— Скорей, давай скорей. Одевайся! Что ты лежишь, черт возьми! Есть место на пароходе. Я уже договорился. Пойми, Семен. Есть место! Что ты копаешься? Быстрей, пошли!
По дороге он рассказал, что судно, куда он меня устраивает, совершает рейсы в Испанию, Голландию и Норвегию. Пароходная компания, которой оно припадлежит, имеет цинковые рудники на севере Испании. Оттуда она вывозит руду в Норвегию, где ее переплавляют в слитки и затем отправляют на французские заводы.
На этом пароходе я и работал некоторое время. Но продолжалось это недолго. Теперь энергичный и смекалистый Птушенко брался помочь мне нелегально добраться до Франции. Я понял, что это было ему партийное поручение.
Он вызвался сопровождать меня до самого Парижа. Стоит ли говорить, как я обрадовался этому обстоятельству. Вдвоем всегда легче. Нужно ли доказывать, сколько прибавляется сил, если постоянно чувствуешь возле себя локоть товарища!
Из Антверпена мы выехали поездом. Он должен был доставить нас до небольшого пограничного с Францией городка.