Крутые перевалы

Когда на море спустилась черная южная ночь, вдали показалась неровная цепочка огней. Мы подходили к Александрии, где предстояло выгрузить из трюмов чилийскую селитру.

Тот же, все знающий Пильстрем успел уже сообщить мне кое-что о Египте — этой древнейшей стране. Мои более чем скромные познания по географии и истории, полученные когда-то в клишковецкой школе, благодаря таким людям, как Пильстрем, венгр Ян Элен, Федор Галаган и другие, значительно пополнялись. В душе я завидовал этим матросам нашей команды, которые так много знали и умели увлекательно рассказывать. И не только завидовал, но и был бесконечно благодарен судьбе, что она свела меня с этими людьми — моими первыми наставниками и просветителями в жизни.

НЕЛЕГАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Член Бельгийской компартии

Как бы человек ни был влюблен в море, в беспокойную моряцкую жизнь протекающую в вечных странствиях, все же он, однажды проснувшись после вахты и ощутив под ногами уже не колеблющийся, вибрирующий пол, а твердую, без единого толчка почву, необычайно рад этому обстоятельству.

Истосковавшись по суше и развлечениям, матросы, как только корабль заходил в порт, обычно спешили в бары, таверны, кофейни на берегу, чтобы, как они выражались, «отвести душу», хоть на миг забыть однообразную корабельную жизнь, с ее вахтами, склянками, бесконечным «драяньем» палубы.

Однако не все держали туда путь. Некоторые члены команды шли в интернациональные клубы, чтобы почитать там свежую газетку, журнал, узнать последние новости, встретиться, если удастся, со старыми товарищами, друзьями. Среди последних были и мы — Федор Галаган, Ян Элен, я и еще несколько человек с нашего судна.

В приморских клубах кое-кому давали и революционную литературу. Особенно много, как я потом убедился, ее было в Антверпене, к порту которого был приписан наш корабль «Ван», а также в Роттердаме (Голландия). К слову сказать, там встречались и русские моряки, плававшие на иностранных кораблях. В прошлом — выходцы из России.

Венгр Ян Элен, с которым я близко сошелся, познакомил меня в Антверпене со своими товарищами, в большинстве коммунистами. Почти все они, как выяснилось позже, были членами славянской секции Бельгийской компартии, в которую входили русские и украинцы, давно покинувшие по тем или иным причинам свою родину. Одни уехали в эмиграцию со своими родителями, будучи детьми, еще до революции, другие — из-за преследований царскими властями, третьи — в поисках заработка и т. д.

Обо мне в славянской секции, оказывается, уже кое-что знали. По-видимому, Элен информировал товарищей о моей жизни, мытарствах в Канаде и Соединенных Штатах. Руководитель секции и несколько ее активных членов беседовали со мной, расспрашивали, откуда я родом, кто мои родители и прочее.

Вернувшись как-то в Антверпен из очередного плавания, я зашел в портовый клуб. Там сидел и читал газету Ян. Он обрадовался мне. В этом рейсе он не участвовал из-за болезни. Элен поинтересовался, как проходило плаванье, не трепал ли нас шторм, благополучно ли был доставлен груз, как скоро мы выгрузились, словом, расспрашивал обо всем, что касалось рейса. Слушая мои ответы, он внимательно, изучающе посматривал на меня, будто впервые видел, затем сказал:

— Ты что-то сегодня необычно бледен. Вероятно, здорово устал за это плаванье?

— Да, рейс был утомительный. Отдохну вот немного дома и все будет в порядке...

Он грустно улыбнулся при слове «дома» и по своей привычке покачал из стороны в сторону головой. Ведь, по существу, дома как такового у меня еще не было. Я жил на «птичьих правах». Снимал у одной хозяйки — полной добродушной женщины — угол. Жил нелегально, опасаясь каждый день, что вот-вот нагрянут жандармы и я попаду за решетку за незаконное проживание в Бельгии, а затем буду вышвырнут за ее пределы. В этом отношении здесь были большие строгости.

Моя хозяйка, как я заметил, тоже очень волновалась. И когда я уходил в очередной рейс, она облегченно вздыхала. Я ее хорошо понимал, ведь у меня не было бельгийского паспорта.

Неожиданно Ян наклонился ко мне и тихо сказал:

— Вот что, Семен, я хотел предложить тебе одну вещь. Ты парень толковый, сознательный. — Он замолчал, словно подыскивая слова. — По своим взглядам и убеждениям ты человек наш. Батрачил в Канаде. Участвовал в рабочей забастовке на заводе в Детройте. Распространял листовки, сидел в тюрьме за это. Одним словом, социальные данные твои говорят, что ты вполне достоин быть в рядах коммунистов. Такие люди сейчас нужны. Как ты смотришь на то, чтобы вступить в нашу партию?

Своим предложением он застал меня несколько врасплох. После бесед с Галаганом и Эленом на судне, из которых узнал о программе коммунистов, я сам подумывал о том, чтобы вступить в партию, но как практически это осуществить, не знал. «Да и за какие такие заслуги, — рассуждал я, — меня могут принять в ее ряды? И где я найду поручителей?» Словом, я приходил к выводу, что это нереальное дело. И вдруг это предложение. Очевидно, он кое с кем предварительно уже советовался о моей кандидатуре.