Крушение надежд

Лиля удивилась:

— Мой муж прогрессивный человек, он коммунист. Я ведь не мусульманская жена.

— Хорошо. У нас есть свободные полставки врача поликлиники. Дайте ваш диплом, я запрошу начальство и, надеюсь, получу разрешение, мы вас устроим.

Лиля вернулась домой окрыленная, достала свои учебники и приготовилась их перечитывать, чтобы подготовиться к работе. Она еле дождалась Влатко и радостно кинулась к нему на шею:

— Влатко, Влатко, радость! Балтийский обещал устроить меня в поликлинику. Ему только надо разрешение какого-то начальства.

Влатко не был так уверен в успехе, ухмыльнулся:

— Какого-то… Они должны тебя проверить через Москву. В советском посольстве работают только аттестованные офицеры госбезопасности, а ты гражданская, да еще еврейка. Хочешь быть офицером КГБ?

Лиля опешила:

— Офицером КГБ? Конечно, не хочу.

— Ну что ж. Посмотрим, что у него получится.

* * *

С некоторым замиранием сердца Лиля позвонила Милене, жене Энвера Ходжа. Неожиданно для нее могущественная дама заговорила с ней очень сердечно:

— Да, конечно, я помню вас. Давайте встретимся и поговорим. Я заеду за вами.

Лиля оделась скромно, нацепила только брильянтовые сережки, вспомнив, что они понравились Милене. Через подчаса возле дома остановился черный правительственный «ЗИМ», шофер в форме вышел и почтительно открыл дверь. Милена сидела в красивом салоне на заднем сидении.

— Лиля, садитесь со мной, мы поедем в кафе.

В единственном в городе красивом кафе официанты вытянулись перед ней в струнку.

— Давайте попьем настоящего турецкого кофе и поболтаем.

Лиля слегка робела, но Милена вела милую женскую беседу о жизни, тепло расспрашивала ее о семье, рассказывала о своей и невзначай добавила, что ее муж очень ценит Влатко. И пока говорила, часто поглядывала на сережки:

— Какая прекрасная работа. Давайте покатаемся за городом, там чудесные виды.

Они проезжали по знакомым Лиле местам, машина не тряслась по ухабам, как их «опель», а только плавно покачивалась. Милена продолжала мило болтать:

— Через несколько дней, двадцать восьмого ноября, будет наш албанский государственный праздник, День независимости. После военного парада и демонстрации мой муж устраивает прием. Вы с мужем приглашены. Наденьте все ваши драгоценности, Я хочу еще раз полюбоваться на них.

Вечером Лиля рассказывала Влатко, как Милена была внимательна и дружелюбна:

— Она сказала, что мы приглашены на прием и просила меня надеть драгоценности, они ей очень нравятся.

Влатко ничего не сказал, только удивленно поднял брови.

* * *

Разрешение на работу пришло Лиле только через три месяца. Ее оформили как вольноопределяющуюся. Лиля была счастлива, повисла на шее Влатко.

— Я буду врачом, врачом!

Он целовал ее, поздравлял, но сразу предупредил:

— Будь очень осторожна в разговорах со всеми, не задавай никаких вопросов.

Сначала Лиля поражалась, какой большой оказалась русская медицинская служба: поликлиника почти как в Москве, а рядом с ней больница, очень хорошо оснащенная, с новым заграничным оборудованием, какого она никогда не видела. Сотрудники называли больницу «госпиталь», и палаты в этом госпитале были почти пустые, больных всего несколько. Лиля удивлялась, но вопросов не задавала. Только дома она спросила об этом Влатко. Он ответил:

— Больница построена на случай войны или оккупации, поэтому ее называют по-военному «госпиталь».

— Влатко, о какой войне или оккупации ты говоришь?

— Война может случиться между Россией и любой европейской или ближневосточной страной, а оккупация может произойти в Албании.

— Влатко, но это ужасно!

— Видишь ли, в нашей маленькой Албании тысячи сотрудников русского посольства, три четверти из них — офицеры КГБ. Это беспокоит Энвера Ходжу, он подозревает, что Хрущев выслал сюда силы для возможного захвата страны.

— Неужели такое возможно? — воскликнула Лиля. — Хрущев не сделает этого.

— Я тоже так думаю, но вслух не говорю, чтобы не раздражать Ходжу.

Человеку нужна работа, чтобы чувствовать себя человеком. Начав работать, Лиля перестала томиться. Но сказался долгий перерыв в ее медицинской практике, ей приходилось все осваивать заново. Она полуночи читала свои учебники и через две недели освоилась, принимала больных, выслушивала их легкие, направляла на рентгеновское обследование, выписывала рецепты. Другие доктора иногда просили ее помочь на каких-нибудь процедурах или ассистировать на операциях, она охотно помогала даже после своих рабочих часов. Настроение ее сразу улучшилось, и она писала родителям, как счастлива, описывала свои первые врачебные шаги, описывала медицинское оборудование из западных стран. Письма в Москву шли легкие и радостные.