— Моисей Абрамович, возьмите меня вместе с моей кафедрой обратно в Боткинскую.
Рабинович любил и уважал Рупика, считал его будущим светилом медицины, но сначала даже опешил:
— Хотите, я вам скажу, неужели вы считаете меня таким мощным, что я мог передвигать кафедры?
— Ой, ну, конечно, кафедру я передвину сам, вы только выделите мне для этого два отделения.
— Два отделения? — Рабинович задумался на несколько минут, наморщил лоб, потом воскликнул: — Хотите, я вам что-то скажу? Я думаю, это мы сможем.
Он уговорил жену:
— К чести нашей больницы будет прибавить имя профессора Руперта Лузаника к когорте знаменитых профессоров Вовси, Рейнберга, Фридланда, Фрумкина, Шерешевского, Вотчала.
И для кафедры Рупика выделили два этажа в корпусе № 1. Он пришел к маме с радостной новостью:
— Ой-ой, мама, спасибо за совет. Ты была права, действительно, деловой еврей Рабинович помог мне.
— Вот видишь, еврей всегда поможет еврею. Иначе мы бы не выжили.
Но Соня была уверена, что Рупик мог справиться и без помощи.
Это была неслыханная победа. Даже недоброжелатели, ассистенты Рупика, стали относится к нему с подхалимажем: силен их профессор-еврей! Условия работы улучшились, больных не клали на пол, хотя иногда все же приходилось ставить для них кровати в коридоре. Теперь Рупик не становился на колени, чтобы обследовать больных, ассистенты подставляли ему стул. Он опять занял свою лабораторию, расширил ее и вновь занимался наукой. И часто вспоминал своего чешского друга профессора Милана Гашека и то, как он принимал его в Праге и как предсказывал ему большой успех. Милан радовался бы теперь за него, но связь между ними оборвалась с подавлением Пражской весны и несправедливым падением и унижением Милана. Рупик грустил, вспоминая несправедливую судьбу этого выдающегося ученого.
Лиля Берг первая прибежала поздравить Рупика с возвращением:
— Как я рада за тебя! Теперь ты можешь развернуть свою клиническую и научную работу по-настоящему.
Рупик сиял:
— Ой, Лилька, дай-то бог, чтобы сбылось, что ты говоришь. А я слышал, что ты стала заведующей отделением и делаешь операции по методу Илизарова. Поздравляю тебя.
Лиля смутилась:
— Мне самой до сих пор в это не верится. Представляешь, я сама от себя этого не ожидала. Мог ли ты подумать, когда мы учились в институте, что я стану хирургом и заведующей?
— Честно говоря, не мог. Да, выросла Лилька с косичками. А как твой шеф Илизаров?
— Илизаров теперь добился заслуженной славы, стал профессором, построили ему в Кургане большой институт, он директор. Я ездила туда на конференцию, делала доклад. Знаешь, он посоветовал мне писать кандидатскую диссертацию. Но я никогда не занималась наукой и не знаю, с чего начинать.
— Ой-ой, конечно, ты должна написать кандидатскую. Хочешь, я помогу тебе составить план диссертации? Принеси мне твои материалы, мы вместе напишем план, тебе сразу станет ясней, что писать.
— Рупик, это замечательно! Спасибо тебе. У тебя такой опыт, конечно, я принесу тебе материалы.
Через несколько дней план был готов, Лиля ликовала:
— Неужели я напишу диссертацию и стану кандидатом наук, настоящим ученым? Мне во все это не верится.
Рупик улыбнулся:
— Ой, Лилька, кандидат наук — это еще не ученый. Вон мои ассистенты — все кандидаты, но совсем не ученые. Перефразирую знаменитые строки: «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан».
Вскоре приехал к Рупику гость из Петрозаводска, его друг Ефим Лившиц.
— Я был уверен и предсказывал тебе, что ты станешь профессором. Поздравляю.
— Спасибо. Но, знаешь, есть у меня и разочарования. На кафедре слабые ассистенты, их набрали до меня по партийному признаку, все русские и члены партии. Да и во всем институте у нас из пятидесяти двух профессоров только двое были беспартийные, я и еще Мошкелейсон. А евреев всего пятеро — одна десятая.
Ефим улыбнулся:
— Ну, в московских условиях и это неплохо. А ты постарайся набрать в ассистенты евреев, по возможности, беспартийных. Они тебя не подведут.
— Ой-ой, беспартийных евреев. Нет, это не удастся, это тебе не Карелия — край непуганых евреев. В Москве партийный и национальный отбор свирепствует, как эпидемия.
Оба любителя музыки, они пошли на концерт американского дирижера Лорина Мазеля в Большой зал Консерватории. Ходили легенды, какой он прекрасный дирижер. Ефим волновался:
— Сумеем ли достать билеты?
Рупик улыбнулся:
— Не волнуйся, директор зала Марк Борисович Векслер — мой пациент и друг.
Действительно, они прошли прямо в его кабинет, там Векслер радостно приветствовал Рупика, они сняли пальто, и он проводил их в свою ложу № 6. Там уже сидели люди, и Рупик знакомил Ефима с ними:
— Лев Абрамович Кассиль с женой Светланой Собиновой, дочерью певца.
— Иван Семенович Козловский, знаменитый тенор Большого театра.
— Академик Владимир Харитонович Василенко с женой Тамарой.
— А это звезда балета Майя Плисецкая с мужем, знаменитым композитором Родионом Щедриным.
Ефим, провинциал, поражался кругу знакомых, шепнул Рупику: