Фигура зятя Хрущева журналиста Алексея Аджубея была популярна в обществе, благодаря женитьбе на дочери Хрущева Раде он мгновенно выдвинулся далеко вперед, был и главным редактором газеты «Известия», и депутатом Верховного Совета, и членом ЦК партии коммунистов, и секретарем Союза журналистов, и лауреатом Ленинской премии и т. д. Более того, он фактически стал неофициальным советником Хрущева, тот брал его с собой в заграничные поездки, давал ему поручения к главам других государств, даже послал с визитом к папе римскому.
Аджубей был талантливым человеком, однако его угодливость и постоянное публичное восхваление могущественного тестя раздражали людей. Моня Гендель пустил о нем шутку, ставшую любимой поговоркой интеллигенции: «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей». Алеша сочинил эпиграмму:
47. Моня женится
— Вы слышали? Моня Гендель женится.
— Что вы говорите! Моня женится?
— Да-да, Моня женится.
По подмосковной Малаховке вихрем пронесся слух, все повторяли его друг другу.
С тех пор как Моня, рискуя жизнью, вынес из горящей синагоги древнюю Тору, он стал очень известен среди евреев, верующих и неверующих.
Старейшины синагоги, в черных лапсердаках[77] и с черными бархатными кипами на головах, собрались на обсуждение новости в новом помещении — простой большой комнате. У восточной стены стоял красивый резной шкаф — священный ковчег для Торы, но после пожара прежней синагоги свиток прятали в несгораемый шкаф, скрытый внутри обычного.
Раввин дернул себя за длинную бороду и сказал:
— Вы все слышали? Моня Гендель женится. Мы должны устроить ему традиционную свадьбу по всем еврейским обрядам.
— Ребе, а вы знаете: он женится на еврейке?
— Говорят, на еврейке. Почему вы спрашиваете?
— Если не на еврейке, то как мы можем делать еврейскую свадьбу?
Раввин задумался, помял бороду в кулаке, еще раз дернул:
— Знаете что, я сам его спрошу, еврейка она или не еврейка.
— Ребе, но ведь, кажется, он не соблюдает обрядов.
Раввин занервничал и вырвал волосок из бороды:
— Что значит «соблюдает, не соблюдает»? Он еврей, и он наш герой, спаситель Торы, нашей гордости. И я вам говорю, мы должны устроить ему настоящую еврейскую свадьбу, со всеми традиционными обрядами!
— А это не опасно? Обрядовую свадьбу могут запретить.
В ответ старый раввин взорвался, стукнул кулаком по столу и закричал:
— Евреи мы или не евреи? Неужели мы не имеем права соблюдать наши обряды? Почему, например, таджики или узбеки в их Таджикистане и Узбекистане могут соблюдать свои мусульманские обряды со всеми традициями и устраивать мусульманские праздники, а мы не можем устроить еврейскую свадьбу? Наши синагоги жгут, закрывают, а мы молчим. А я вам говорю, мы должны устроить свадьбу Мони по всем еврейским традициям и обрядам. Точка!
Старейшины расходились, приободренные смелым вызовом, и говорили друг другу:
— А верно, евреи мы или не евреи? Мы должны сделать свадьбу по всем обрядам. Да!
Моня очень удивился, когда увидел, что бородатый старик раввин в длинном черном лапсердаке идет к нему на дачу. Что его сюда принесло? У раввина было две задачи: узнать еврейка или не еврейка невеста Мони и уговорить его организовать традиционную еврейскую свадьбу. Раввин остановился у двери и стал смотреть, где мезуза[78]. При входе в еврейский дом всем полагается коснуться ее пальцами и поцеловать их. Но мезузы не было.
Раиса Марковна увидала раввина, вышла ему навстречу и засуетилась:
— Ой, дорогой ребе, добро пожаловать! Ой, какое счастье на нашу голову! Я такая радая видеть вас в нашем доме. Вы, наверное, к моему Моне? Ой, вы слышали? Мой Моня женится.
— Да, да, я слышал, он женится.
— Ой, я такая радая, что он женится на еврейке. Она такая красивая девочка, такая красивая! Ой, я все боялась, что его подцепит как-нибудь русская шикса.
Итак, первая задача раввина была уже решена: невеста — еврейка. Оставалось второе — насчет обрядовой свадьбы. Это ему надо обсудить с самим Моней, но Раиса Марковна все продолжала и продолжала говорить:
— Ой, я так боялась за моего Моню. Он ведь такой ученый человек, пятнадцать лет он был в университете. А к нему все время приходят какие-то девки, он говорит, что они студентки. А какие теперь студентки! Азохен вэй, какие студентки! Это же не студентки, а анекдот.
Моня спустился со второго этажа, обнял мать и мягко выставил ее обратно в комнату:
— Мама, дай нам с раввином поговорить.
Поднявшись к нему на второй этаж, запыхавшийся старик сел, вытер лоб платком:
— Моня, почему у вас нет мезузы у входа?
— А зачем мне мезуза?
Раввин разразился длинной речью: