Читаем Крушение надежд полностью

Семен Гинзбург, один из председателей региональных совнархозов, присутствовал на съезде как делегат с правом совещательного голоса. Делегаты рассаживались в громадном зале. Семен сидел в конце второго яруса и вспоминал стихи своего сына Алеши, посвященные строительству Дворца:

Старый Кремль сказал Никите:«Что вы строить здесь хотите?Что за здание растетВозле Троицких ворот?» —«Кто я — царь или не царь?Рушу я, что было встарь,И веду себя как царь!Зарубите на носу:Я дворец здесь вознесу,Будет в нем КПСССобираться на конгресс,Стану я толкать в нем речи,Испражняясь в красноречье».* * *

К удивлению делегатов, Хрущев в докладе заявил: «Наша страна вплотную подошла к коммунизму».

У Семена расширились глаза и сам собой открылся рот. Многие недоуменно переглядывались. Но раз Хрущев так заявил, съезд принял новую, третью по счету программу партии. Главным в ней было утверждение, что через двадцать лет, к 1980 году, советские люди будут жить при коммунизме. В связи с этим приняли новый устав партии и моральный кодекс строителя коммунизма.

Кроме того, по предложению Хрущева съезд постановил вынести тело Сталина из Мавзолея на Красной площади, изменить названия городов и предприятий с его именем и убрать его статуи с городских площадей.

Поздно вечером Семен и Павел сидели в кожаных креслах кабинета в Семеновой квартире. Теперь они виделись редко, и оба были рады обсудить важные события последнего времени. Павел, как обычно, глотками пил из стакана пшеничную водку и, как всегда, слушал, что говорил ему Семен:

— Ну, что ты на это скажешь? — спросил Семен, рассказав Павлу о докладе Хрущева.

Павел отпил глоток, поставил стакан на журнальный стол, ответил:

— Сногсшибательный проект близкого построения коммунизма в России — это фарс, бред полоумного диктатора.

— Конечно, фарс и блеф! Послушай, мы содержим на свои средства Китай, Северный Вьетнам, Северную Корею, Камбоджу, Кубу, Египет, Сирию и Алжир. И помогаем оружием еще многим другим странам. И все эти средства Хрущев отнимает у своего народа. При таком разбазаривании у нас не хватит мощностей даже для достижения среднего материального благополучия населения. Я навидался в Кокчетаве, как плохо и бедно живут люди. Все мы в глубокой жопе. Вот именно. Хрущев ведет себя, как бесконтрольный демагог. На каких дураков он рассчитывает, обещая коммунизм? Единственное правильное решение — это вынос тела Сталина из Мавзолея.

Павел усмехнулся:

— Есть французское выражение déjà vu, дежавю, это когда человек ощущает, как будто он уже бывал в подобной ситуации в прошлом. Вот я сижу, слушаю тебя и думаю: восемь лет назад мы с тобой тоже обсуждали доклад Хрущева о развенчании Сталина на Двадцатом съезде, а теперь обсуждаем следующий этап вычеркивания его имени из памяти людей.

* * *

Ночью 30 октября 1961 года на Красной площади была расставлена усиленная охрана из подразделений дивизии имени Дзержинского, на площадь никого не пускали. Перед Мавзолеем Ленина и Сталина был поставлен временный деревянный забор выше человеческого роста, за ним раздавался стук рабочих молотков. Несколько офицеров госбезопасности под командованием председателя КГБ Семичастного вынесли большой дубовый гроб и поставили его у задней стороны Мавзолея. Все делалось молча, раздавались только приглушенные команды. За стеной была вырыта могила, туда медленно опустили гроб с телом Сталина.

На следующее утро забора вокруг Мавзолея уже не было, и ранние прохожие увидели на фасаде только одно имя: Ленин.

Моня Гендель ликовал:

— Алешка, его выволокли! Сталина выкинула из Мавзолея ночью, как непрописанного! Я сочинил анекдот: «Почему после выноса Сталина у Мавзолея усилили охрану? Потому что видели, что Хрущев приходит туда с раскладушкой, чтобы забронировать себе его место», — и сам расхохотался. — А ты знаешь, кто я теперь такой? Не угадаешь. Общество «Знание» отобрало для награды лекторов-передовиков, и меня наградили званием «ударник коммунистического труда»! — Моня показал значок. — Ты представляешь, какой идиотизм: я — Моня Гендель — ударник коммунистического труда! Это ж усраться можно. Неужели эти партийные мудаки всерьез думают, что такие, как я, могут ускорить победу их е…анного коммунизма?

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Еврейская сага

Чаша страдания
Чаша страдания

Семья Берг — единственные вымышленные персонажи романа. Всё остальное — и люди, и события — реально и отражает историческую правду первых двух десятилетий Советской России. Сюжетные линии пересекаются с историей Бергов, именно поэтому книгу можно назвать «романом-историей».В первой книге Павел Берг участвует в Гражданской войне, а затем поступает в Институт красной профессуры: за короткий срок юноша из бедной еврейской семьи становится профессором, специалистом по военной истории. Но благополучие семьи внезапно обрывается, наступают тяжелые времена.Семья Берг разделена: в стране царит разгул сталинских репрессий. В жизнь героев романа врывается война. Евреи проходят через непомерные страдания Холокоста. После победы в войне, вопреки ожиданиям, нарастает волна антисемитизма: Марии и Лиле Берг приходится испытывать все новые унижения. После смерти Сталина семья наконец воссоединяется, но, судя по всему, ненадолго.Об этом периоде рассказывает вторая книга — «Чаша страдания».

Владимир Юльевич Голяховский

Историческая проза
Это Америка
Это Америка

В четвертом, завершающем томе «Еврейской саги» рассказывается о том, как советские люди, прожившие всю жизнь за железным занавесом, впервые почувствовали на Западе дуновение не знакомого им ветра свободы. Но одно дело почувствовать этот ветер, другое оказаться внутри его потоков. Жизнь главных героев книги «Это Америка», Лили Берг и Алеши Гинзбурга, прошла в Нью-Йорке через много трудностей, процесс американизации оказался отчаянно тяжелым. Советские эмигранты разделились на тех, кто пустил корни в новой стране и кто переехал, но корни свои оставил в России. Их судьбы показаны на фоне событий 80–90–х годов, стремительного распада Советского Союза. Все описанные факты отражают хронику реальных событий, а сюжетные коллизии взяты из жизненных наблюдений.

Владимир Голяховский , Владимир Юльевич Голяховский

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги