Брестский мир остался бумажной декларацией прежде всего потому, что ни одна из сторон не смотрела на него как на деловой, выполнимый и окончательный. В случае победы Германии Брестский мир должен был быть пересмотрен и конкретизирован в рамках общего европейского соглашения. В случае поражения Германии в мировой войне договор, очевидно, потерял бы силу и потому, что его расторгла бы Россия, и потому, что не допустила бы Антанта. Неподконтрольное советской власти население Брестского мира вообще не признавало[1]. Внутри советского лагеря и те, кто голосовал за договор под давлением Ленина, и те, кто поддерживал соглашение с немцами под давлением обстоятельств, рассматривали Брестский мир как кратковременную передышку, которая может оборваться в любой день[2]. Неудивительно, что вскоре после ратификации Брестского мира секретарь ЦК РКП(б) Е. Д. Стасова указала в письме местным организациям: «Нет сомнения в том, что Германия, хотя и заключила мир, приложит все усилия к ликвидации советской власти»[3].
С военной точки зрения Брестский договор не принес желаемого облегчения ни Германии, ни РСФСР. Со дня на день ожидалось падение Петрограда, занятие его немцами. 4 марта, на следующий день после подписания мирного договора, петроградский комитет РСДРП(б) обратился в ЦК с письмом, в котором ставил вопрос о переходе петроградской организации партии на нелегальное положение в связи с угрозой занятия города немцами — настолько никто не верил в только что подписанное соглашение. На случай ведения работы в условиях подполья петроградский комитет просил выделить ему несколько сот тысяч рублей. Комитет также предлагал не собирать Седьмой партийный съезд в Петрограде, а перенести его в Москву и эвакуировать туда всех прибывших на съезд делегатов, чтобы не «потерять своих лучших товарищей» в случае захвата города немцами[4]. Впрочем, председатель Петросовета Зиновьев старался быть спокойным:
«Реальное соотношение сил показывает, что немецкий империализм в настоящий момент в силе потребовать от нас беспошлинно фунт мяса, но все же он не имеет возможности требовать выдачу головы Совета. [...] Германия не пойдет на дальнейшее наступление, как ни соблазнительна перспектива оккупации Петрограда и разгром Смольного[5]. [...] А если Вильгельм все-таки будет в силах продолжать наступление против нас, что тогда? Тогда нам ничего не останется, кроме как продолжать войну, причем эта война впервые приобретает действительное революционное значение»[6].
Ни на договор, ни на факт ратификации его съездом не обращали внимания. Так, одновременно с работой Седьмого съезда партии в том же Петрограде проходила городская конференция РКП(б). Как и московская конференция, проведенная ранее, конференция в Петрограде была посвящена двум вопросам: Брестскому миру и предотвращению раскола в рядах большевистской партии. Как и в Москве, большинством голосов конференция высказалась против раскола, потребовав от левых коммунистов «прекращения обособленного организационного существования», и постановила прекратить издание органа левых «Коммунист»[7]; органом петроградской партийной организации была объявлена «Петроградская правда»[8]. Однако в вопросе о передышке Ленина снова ожидало разочарование. Даже Зиновьев, представлявший на конференции его позицию, закончил речь компромиссным заявлением: «Ни одну секунду нельзя создавать впечатление, будто наступил мирный период. Передышка есть передышка. Надо бить в набат. Надо готовиться, надо мобилизовать наши силы. Под перекрестным огнем наших врагов необходимо создавать армию революции»[9].
Большинством голосов конференция проголосовала за формулу Троцкого «ни мира, ни войны». Точку зрения Ленина переставали принимать всерьез. Германская оккупация была фактом. Германская оккупация была актом войны[10]. Даже если бы немцы не двигались больше ни на сантиметр восточнее уже занимаемой ими линии — не могло бы быть речи ни о мире, ни о передышке. Война продолжалась[11]. Русских солдат продолжали брать в плен и даже расстреливать[12]. И это было главным провалом в планах Ленина: Брестский мир был безоговорочной капитуляцией перед врагом на неограниченных договором условиях[13]. Это относилось прежде всего к районам, отданным под турецкую и германскую оккупацию: Закавказью и Украине.
В оппозицию Брестскому миру Закавказье стадо еще в феврале 1918 года, когда туда дошла информация о возможном подписании сепаратного мира между Россией и странами Четверного союза и о том, что Россия по требованию Германии и Турции может отдать Закавказье под оккупацию, а некоторые закавказские территории, прежде всего Каре, Ардаган и Батум, под турецкую аннексию. В Закавказье это поняли так, что советская власть в России откупалась от немцев за счет закавказских территорий, причем турецкая оккупация обещала быть жестокой.