Крушение

Старший патологоанатом Уильям Бернстайн – мужчина на шестом десятке, кряжистый, с широким приплюснутым лицом и шапкой курчавых грязно-седых волос. Квадратики бифокальных очков в стальной оправе смотрелись невыигрышно косметически, но исправно делали свою работу, увеличивая выцветшие синеватые глаза, сохраняющие скепсис даже во время отдыха.

Он сидел за столиком на тротуаре перед магазинчиком сэндвичей для гурманов; магазинчик назывался «Лорен» – буквально в четырех домах справа от нашего места встречи с Карен Джексон.

Лорен – симпатичная брюнетка – была женой Бернстайна, младше его на двадцать лет. В этом местечке она была хозяйкой, а за прилавком работала вместе с пареньком-латиносом. Бернстайн находился здесь потому, что машина у Лорен была в ремонте, и он ушел с работы пораньше, чтобы отвезти ее домой.

– Когда зовет Дикий Билл, тебе остается лишь подчиниться, – пояснил Майло. – Терпения на всякую хреноту у него нет.

Наш приход он встретил едва заметным кивком, минимальным в плане сжигания калорий. Компанию ему составляли полновесная пинта пива и сэндвич – впечатляющее творение из толстенной булки, проложенной мясом, сыром, маринованными огурцами и перцем. С ним он уже наполовину расправился, не озаботившись развернуть салфетку. При этом его черный костюм, белая рубашка и красный галстук были безупречны.

– Это у нас психолог, – определил он при взгляде на меня и, поглядев на Майло, добавил: – А это ты.

Стёрджис, в свою очередь, поглядел на сэндвич.

– «Кубинец»?

– Кубинский экспат: родился во Флориде, где кормил собою торседоров[24]. А она подняла его на новый уровень. Это ее апгрейд: «миксто». Вместо ветчины – телятина, а вместо языка – ломтики сладкого мяса со специями. Всё удовольствие – пятнадцать баксов. Возьми, он того стоит.

– Без вопросов, – сказал Майло, направляясь к прилавку.

Бернстайн вопросительно возвел бровь на меня.

– Я сейчас только отобедал, – пояснил я.

– Много потерял. – Он поднялся, сказал что-то парню за прилавком, вернулся, два раза смачно откусил от сэндвича и, жуя, произнес: – Она – гений.

Не успел Майло вернуться к столику, как сюда с уже готовым сэндвичем подоспел паренек, искоса нервно глянув на Бернстайна. Тот его проигнорировал, а Майло сказал «спасибо», и паренек поспешил восвояси.

– Новый работник, – пояснил нам патологоанатом. – Поглядим. – Кивнул Майло: – Ешь.

Дикий Билл командует – ты глотаешь.

Когда Майло заработал челюстями, Бернстайн как раз запил свой сэндвич пивом, жестом фокусника хлопнул салфеткой и принялся без видимой цели вытирать рот.

Майло опустил свой сэндвич.

– Не останавливайся из-за меня, – сказал Бернстайн. – Я же тебя знаю: наверняка захочешь еще один. – Улыбка была скупой и всеведущей. – Учти, на оптовые закупки скидок не делаем. Хе-хе.

Свернув салфетку в квадрат, тождественный его очкам, он изрек:

– Колхицин. Доставай блокнот, диктую по буквам.

Глава 19

В то время как Майло записывал, паренек подошел к нам для проверки.

– У вас тут все в по…

Билл Бернстайн небрежно от него отмахнулся.

– Как я и предполагал: алкалоид на растительной основе, добывается из лугового шафрана. Встречается в растительных лекформах, наряду с прочим может использоваться при подагре или другом воспалении, но лично я при боли в пальцах ног, не колеблясь, предпочел бы что-нибудь другое. Чейз не выглядела конкретным кандидатом на подагру, хотя кто его знает, поэтому я проверил. Результат отрицательный. Вы вообще не в курсе, она занималась самолечением травами? Или просто глотала всякую дрянь, абы заглотить?

Майло повернулся ко мне.

– В ее состоянии возможно все, – сказал я.

– Ответ политикана, – прокомментировал мои слова Бернстайн.

– Я тут задумывался насчет геофагии. У нее были случаи проникновения на чужие участки, во дворы, так что она вполне могла съесть что-нибудь в саду.

– Вы знаете ее настолько, что можете констатировать случаи?

– Нет, но если она ела землю…

– Несоотносимо. Колхицин в земле не содержится, для этого ей пришлось бы съесть растение. Бывает так: кретины, свихнутые на единении с природой, замечают что-нибудь похожее на вкусный лучок, приходят домой и жарят его с тофу, органическими одуванчиками или чем-то еще. – Он провел себе пальцем по горлу. – Этой дрянью можно также украсить ландшафт – она еще называется «осенний крокус» и может цвести вам на радость, если вы двинуты на цветах. Как и олеандр – ядовитый убийца, но его за милую душу высаживают для живой изгороди. Всякая гадость, какую только можно представить, имеет приятный вид.

– Клумбы там были, – припомнил Майло, – но я понятия не имею, рос ли на них шафран.

– Шафран – съедобная специя, но из другого типа крокуса. А это шафран луговой. Кол-хи-цин, запиши себе.

– Уже сделал.

– Тогда спроси хозяйку, выращивает ли она его, а если не знает, ознакомься с картинкой в инете и сходи погляди сам.

– Сделаю, – сказал Майло. – Хотя в саду никакого беспорядка не было.

– Мне сказали, сад там огромный.

– Больше похож на поместье.

– Ты мне скажи, – потребовал Бернстайн, – вы прочесали там каждый дюйм?

Молчание.