– Жену нигерийца, Диану Хумадо, найти не получилось. Джастин Лемарк – парень, игравший отморозка-сына – теперь первокурсник в Брауне. Настоящее имя Джастин Левин; единственный адрес, который у меня есть, это школьный. Оторва-сестра, Шэй Макнамара, на самом деле и есть Шэй Макнамара. Живет в Эшвилле, Северная Каролина. Там у нее хлопот по горло: занимается пиаром Билтмора, их огромного поместья. О собаке и рыбке никаких известий нет. Записывай офисный номер Макнамары.
Я выразил своему другу признательность.
– При таком уровне достижений, – ответил он, – высылаю сам себе пакетик «Доритос»[23].
Шесть двадцать вечера в Лондоне давали возможность прозвониться к Роберту Адьяхо. Но в Новом театре «Ашанти» мне ответила лишь голосовая почта с инструкциями, как покупать билеты. Следующее представление – «Возвращение к Отелло», премьера через три месяца.
По номеру Шэй Макнамары в корпоративном офисе Билтмора мне ответила женщина по имени Андреа.
– Ее сейчас нет на месте, сэр. Могу я чем-нибудь помочь?
– Я звоню насчет одной женщины, с которой мисс Макнамара в свое время работала. Ее звали Зельда Чейз.
– Продиктуйте, пожалуйста, по буквам.
О, как мимолетна слава…
– Она была актрисой, как и Шэй.
– Я все это ей передам, сэр. Всего доброго!
Я сделал вторую попытку набрать продюсеров Хинсона и (или) Стрикленда. В этот раз я едва успел произнести свое имя, как женщина на том конце провода оживленно сказала:
– Доктор Делавэр? Я так рада, что вас поймала!
– Простите?
– Доктор, это Карен Энн Джексон. Вы меня знали как Карен Галлардо.
– Няня Овидия? Вот это да… Привет.
– Тогда еще мелкая сошка из ассистентов. Секретарша сообщила мне, что вы звонили насчет Зельды, и я как раз собиралась перезванивать, да вот закрутилась. Вы, наверное, по поводу медицинской страховки? Полис-то у нее давно истек. Прошу прощения за крючкотворство, но по прошествии такого количества времени дать ей покрытие мы не можем.
– Нет, Карен, я не насчет страховки. Два дня назад Зельда умерла.
– Что?! О боже, какой ужас… Она болела?
– И серьезно.
– Она… это было самоубийство?
Такой же вопрос задавал и Стив Бил.
– Причина смерти пока не установлена.
– Да вы что… Как это воспринял Овидий?
– Насчет Овидия я и звоню. Последнее время Зельда жила на улице, а вот Овидия уже давно никто не видел.
– И вы подумали, что Джоэл и Грир могут быть в курсе? Я уверена, что нет. Они мои начальники, и почти вся их информация проходит через меня, но между компанией и Зельдой не было ровно никаких контактов с тех пор, как прекратились съемки «Субурбии». Вы, наверное, беспокоитесь, как бы чего не случилось с Ови?
– Я чувствовал бы себя спокойнее, если б знал, где он.
– Теперь
– У нас сегодня не найдется времени встретиться, побеседовать?
– Признаться, я не знаю, что могу вам сказать.
– Ваши впечатления насчет Зельды – например, заданный вами вопрос о самоубийстве.
– Я единственно имела в виду… проблемы у Зельды действительно лежали на поверхности. И я вправду не вижу, чем могу помочь, но информация о пропаже Ови меня расстраивает. Он был хорошим ребенком… Теперь, когда у меня есть свой, я реально оцениваю, каким он был умницей. Его кругозор, внимательность, те фантастические штуки, которые он строил… Через несколько минут у меня встреча, продлится до полудня. Потом еще две, с трех часов… хотя, наверное, можно втиснуть сюда ланч. Как насчет часа тридцати? Если где-то недалеко от офиса.
– Где скажете.
– На Вашингтоне рядом с Моторс есть местечко, «Брассери Моска».
– Значит, в половине второго там.
– Это меньшее, что я могу сделать, – извиняющимся тоном произнесла Карен Джексон. – Боже, надеюсь, с ним всё в порядке…
Годы, столь жестокие к Зельде Чейз, с Карен Галлардо Джексон обошлись весьма милостиво. Можно сказать, с благословляющей улыбкой.
Бледная заезженная штафирка, встреченная мной в съемном доме над «Шато Мармон», вошла в ресторан упругой походкой женщины, знающей себе цену.
Худощавая, но отнюдь не тощая, она была одета в коричневую замшевую куртку, синюю рубашку павлиньего шелка и твидовые брюки, максимально льстящие ее фигуре. Оранжевые сапожки из кожи варана добавляли ей роста. При ходьбе элегантно покачивалась коричневая сумочка, которую она несла на сгибе руки.
Волосы, некогда черные и безжалостно приплюснутые машинной стрижкой, отросли в мягкое, золотисто-коричневое каре до линии скул, что добавляло ее облику деловитости и вместе с тем изысканности. На безымянном пальце мягко поблескивало платиновое кольцо с рубином. В мочках ушей мерцали гармонирующие по цвету и размеру серьги-гво́здики. Никаких следов – да что там, даже микроскопических дырочек – от стальных гирлянд, что некогда оттягивали ей мочки.
После учтивого рукопожатия она села напротив и заказала себе салат и чай со льдом. Я попросил итальянский сэндвич со стейком средней прожарки и стакан воды.
– Вы особо не изменились, – заметила она.
– А вы – да, – рискнул сказать я.