Крушение

– Да, только предупреждаю заранее: он точно будет называть тебя Давидом, как Джоша всегда зовет только Джошуа. У него страсть к библейским именам. Профессиональная деформация.

– Давид, значит? Это тот, который в истории с Голиафом? – Я морщу нос.

Она кивает.

– Ага, тот самый. Только он не просто убил великана. После он стал одним из величайших царей Израиля и отцом другого великого царя – Соломона. Папа говорит, что линия родства Иисуса восходит к его колену, так написано в Ветхом Завете. – Тут она понижает голос, словно хочет открыть мне невесть какой секрет. – Так что он – большая шишка.

– Ну, тогда я попрошу вас с Кентом отныне обращаться ко мне «Ваше величество».

– Да, размечтался. – Она легонько шлепает меня по руке.

– Нет, мне правда нравится, как это звучит. Царь Давид. ЦАРЬ Дэвид. – Я стараюсь придать своему голосу полноты и звучности, как, на мой взгляд, подобает царю. Лиллиан морщится от смеха. – Твоему отцу понравилось бы, даже если тебе не по вкусу.

– Нет, скорее он назвал бы твое поведение «кощунством и святотатством», – эти слова она произносит торжественно, словно имитируя отцовскую манеру. – Но серьезно, Дэвид, – вздыхает она, – мне кажется, это имя тебе идет. – Она слегка надувает губки, и я представляю, как касаюсь их своими. «Господи, Дейв, держи себя в руках».

– Если ты будешь звать меня Дэвидом, то я буду звать тебя Лили.

– Что ж… это имя мне нравится, – говорит она и начинает убирать волосы с плеч. – Теперь у нас есть наши островные личности, тайные личности. Здесь ведь мы уже не те люди, что прежде, так почему бы не сменить и имена?

– Отличная идея, так и сделаем. Лили, – говорю я и протягиваю ей руку, словно для приветствия. Она берет ее и дважды встряхивает, прежде чем выпустить.

– Ну что ж, Дэвид, раз с этим покончено, может, научишь меня разделывать рыбу? – Лили говорит это, стоя на коленях с нетерпеливым видом ребенка, у которого сегодня день рождения и которому не терпится заняться своими подарками.

– Конечно, научу, если ты правда этого хочешь. – Я очень надеюсь, что это так, тогда у меня будет шанс провести с ней еще какую-то часть дня, и время пройдет быстрее.

– Конечно, хочу. – Она встает, обтирает ладони об ноги. – У тебя нож с собой?

– Да, вот он. Можем почистить ее вон там, у скал. – Моя рука ощупывает правый передний карман брюк, убеждаясь, что нож там. Я постоянно ношу его с собой, никогда и нигде не оставляю. Но сегодня в моем кармане лежит кое-что еще, и об этом я хочу прямо сейчас поговорить с Лили. – Кстати, у меня есть для тебя подарок – подойди сюда и сядь, ненадолго. – Я ловлю ее за кончики пальцев.

Лили с любопытством поднимает брови и садится снова, на этот раз по-индейски. На меня опять нападает нервная дрожь. Надеюсь, мне удастся удержать в желудке свой завтрак из кокосового молочка и улиток. Сунув руку в карман, я достаю оттуда небольшой сверток – он сделан из фрагментов пальмовых листьев, перекрещенных между собой так, что они образуют стрелу, которая теперь показывает прямо на Лили. Почему-то теперь он кажется мне меньше, чем я помню, – длиной с мою ладонь, шириной в два пальца.

– На, держи. – Я протягиваю ей подарок. Солнце теперь у нее за спиной, так что мне приходится щуриться, чтобы разглядеть ее лицо.

– О, а для чего это?

Я опускаю сверток ей в ладонь, и их соприкосновение эхом отзывается у меня в костях.

– Можешь считать, что это такой заблаговременный рождественский подарок. Я хотел подождать с этим, но… – Я не могу подобрать слова. – Открой.

Ее пальцы борются с узелком из ботиночного шнурка, которым прочно перехвачены пальмовые листья. Она распускает его в такой спешке, словно и ей передался безумный ритм моего сердца. И вот предмет уже у нее в руке: камень, дерево и ткань, все сделано мной вручную – для нее.

– Нож? Откуда?.. Как?.. Ты сам его сделал?

– Нет, в хозяйственном магазине купил… конечно, это сделал я. Ты… тебе нравится?

Ее пальцы крадучись обнимают его, подушечка большого осторожно пробует сначала лезвие, затем скользит по тканевой оплетке, покрывающей тяжелую деревянную рукоятку. Она внимательно разглядывает трехдюймовое лезвие.

– Да, нравится. Очень нравится. Он восхитительный. Просто поверить не могу, что ты сам это сделал… А он правда режет? Может, попробуем его на рыбе?

– Да, он режет. – Тут я уворачиваюсь от каменного лезвия. – Поосторожнее с этой штукой, он острый. Я целую неделю его затачивал.

– Так вот чем ты занимался, когда пропадал где-то целыми часами… Какой же ты умный! Кент лопнет от зависти, когда узнает. – От возбуждения Лили начинает приплясывать на месте. Чему она так радуется? Мне как раз предстоит самая серьезная часть разговора, к которой я приступаю с трепетом.

– Лиллиан… Лили. – Она улыбается, слыша свое шуточное имя, но я не могу улыбаться. – Не надо, чтобы Кент знал об этом ноже. Я хочу, чтобы ты… сохранила это втайне.

– Но почему? Я думала, ты дал его мне для работы по лагерю. Что проку в ноже, которым можно пользоваться только втайне? Это что, какой-то секретный нож? Я не понимаю.