Крушение

Завидев спускающегося по тропинке военного, Наталья спохватилась, что сидит растрепанная… Отвернулась и начала укладывать волосы. Они были еще мокрые, сплелись — укладка займет минут пять, не меньше. «Пока уйдет, и я уложу», — смекнула Наталья, как услышала шорох сапог о гальку прямо за спиной. — оглянулась.

Военный с одним квадратиком на петлице, младший лейтенант, подошел, взглянул ей, Наталье, в лицо, потом скосил глаза на полуприкрытую белую грудь.

Наталья хотела было застегнуть гимнастерку и не могла: не осталось ни одной пуговицы. Зажала ворот пальцами.

— Не смотрите! Что вы смотрите! — сказала она. — Привычка дурная.

— Боитесь, сглажу?

— Я и не боюсь. Чего мне бояться! Вон под бомбами тонула…

— А-а, теперь тонут и не объявляют фамилии, — махнул рукой младший лейтенант. — Я тут нагляделся смертей — тошно подумать, — говорил он. Голос и мысли его были откровенно грубы, и это не понравилось Наталье. «Но, может, война его так ожесточила? Что же, он должен о цветах со мной балагурить, коль и вправду кругом смерти да тонущие корабли», — подумала Наталья.

— Девушка, а вы долго собираетесь тут сидеть? — спросил младший лейтенант.

— Сколько захочется, — ответила она, подумав, однако, что надо спешить на пункт сбора раненых.

— Нет, серьезно, — продолжал допытываться младший лейтенант. — Я хотел попросить вас покараулить вон… Мое имущество, — он кивнул в сторону откоса.

— Какое такое имущество? — Наталья тоже посмотрела туда и увидела под кручей, в песчаной нише сложенные ящики.

— Ну, мины противопехотные. Взрыватели к ним. Одним словом, взрывчатые вещества.

— Взрывчатка? — переспросила она очень низким от испуга голосом и усмехнулась через силу, добавила: — Ой, нет, не поручайте мне эти вещества. Поручите чтонибудь полегче.

— Такого не имеется. У меня все тяжелое да взрывное. Но я все–таки прошу… Покараульте… Сидите вот тут, вдалеке, и глядите с расстояния. Если какой бес позарится, то кричите во всю глотку.

— А если фриц, ну, положим, разведка его проникнет сюда. Что я тогда буду делать голыми руками?

— Для фрица сюда дорога запретная. Он топчется в развалинах. Насчет фрица, уверяю, — не пролезет ни один. А разведка его днем не рискнет пойти. — Он бы еще привел массу успокаивающих доводов, лишь бы только девушка посидела, обождала его, но ему, видно, некогда было, — сказал: — Мне пора бежать, а то мои саперы там хуже голода испытывают нужду во взрывчатке. — И младший лейтенант зашагал к нише. Он взвалил на спину огромный ящик,, поддерживая его левой рукой, попросил тихо, на цыпочках подошедшую Наталью подать ему в правую еще один, поменьше, вон тот, — цинковый ящик.

Наталья с величайшим терпением и осторожностью подняла ящик, в нем что–то перекатилось и звякнуло, и она опустила ящик, принуждая себя класть его тоже с неимоверной осторожностью.

— Да чего ты, не бойся.

— А я и не боюсь. Заладили, вроде женщины пугливые, а вы…

Навьючив на себя груз, младший лейтенант полез по тропе на гору.

Не прошло и полчаса, как он вернулся. Сиял, чем–то довольный, даже пилотку снял и погладил уже аккуратно приглаженные волосы.

— Укараулила, — во все лицо улыбаясь, сказал он и подсел на бревно, рядом, нога в ногу.

— У вас тина в волосах. Позвольте снять, чтоб не портила милой головки, — сказал он.

Наталья дала снять, как он уверял, две пряди тины.

— Жалко… Деваха ты красивая, а лезешь в самое пекло, — вздохнул младший лейтенант.

— Меня жалеть не надо… Я привычная.

— Ну–ну, смотри… Пригинайся. Вся местность простреливается. Не храбрись, могут убить.

Она засмеялась, не найдя что сказать, неожиданно приблизилась, чмокнула его в шершавую щеку, поднялась и, слегка прихрамывая, побежала вверх по тропинке, оставив младшего лейтенанта наедине со своим нелегким грузом и столь же нелегкими раздумьями…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Когда Наталья взбежала наверх, на крутизну берега, и огляделась вокруг, сердце захолонуло от страха: глазам ее предстало печальное и грубое нагромождение железа, камня и дерева, такое нагромождение, что будто какая–то чудовищная сила поднимала город и трясла его, трясла до тех пор, пока не вывернула все внутренности и не превратила все в мертвый лом, в камни, лишенные былой правильности и красоты. Теперь и не понять, то ли потолочина вон провисла, оголив перекрученные и горелые железные балки и витки прутьев, то ли был так обезображен пол или рухнувшая часть стены. Окна казались вовсе не окнами — в стенах зияли огромные рваные проемы. В одном месте чудом уцелел сверху донизу как есть дымоход — стены и весь дом рухнул, а дымоход держался, высоко уткнувшись кверху трубою, из которой шел дым. Обратив на это внимание, Наталья не могла понять, почему шел дым: может, кто топил печь или здание было развалено совсем недавно, так что еще горели его внутренности.