Крупская

А пока документы ходят по инстанциям, Надежда Константиновна знакомится с Шушенским, его обитателями и окрестностями. Вокруг довольно пусто, но они с Владимиром Ильичей отличные ходоки, отправляются на прогулки за несколько километров — или к Енисею, или в лес, Енисей здесь не очень широк, разливается многочисленными протоками, образуя островки. Вода холодна и прозрачна. Часами можно сидеть на берегу и следить за причудливой игрой серебряных струй. А что за вид открывается с живописнейшей Журавлиной горки! Просторы бескрайни. Леса, луга, озера, лесные старицы. Встречаются на озерах дикие лебеди. То и дело пролетают гуси и утки, которых здесь видимо-невидимо. На прогулки неизменно берут с собой собаку — сеттера-гордона красавца Женьку.

Домой все возвращаются с добычей. Ильич несет охотничьи трофеи, Надежда Константиновна — цветы, а Женька — собственный поводок.

Исправник, стремясь взять реванш за то, что Владимир Ильич занимался юридической практикой, доставлявшей начальству неприятности, не разрешил приехать на свадьбу никому из ссыльных, живших поблизости. Друзьям пришлось ограничиться письменными поздравлениями. Запретили и съездить в Минусинск за обручальными кольцами. Священник недоумевал — какое же это венчание без колец?! Выручил Энгберг. «Товарищи, а вы не побрезгуете медными кольцами? Тогда я мигом изготовлю». Кольца из обыкновенного пятака получились на славу! Надежда Константиновна берегла их и лишь незадолго до смерти передала в Центральный музей Ленина, где они хранятся до сих пор.

Приближался день венчания. К этому времени семья сменила квартиру, жить у Зыряновых было неудобно: комнаты маленькие, а за стеной у хозяев частые шумные сборища. Поселились у П.А. Петровой, в доме, построенном еще декабристом Фальбергом, тоже отбывавшим здесь ссылку. Чистый, просторный, с большим двором, дом стоял на самом берегу узкой живописной реки Шуши, Отсюда 10 июля 1898 года пошли в церковь,

В церкви Надежда Константиновна вдруг вспомнила картину давнего прошлого. Ей было тогда 7–8 лет, под влиянием няньки она верила в бога, та водила ее в костел. Перед сном девочка, стоя на коленях у кроватки, молилась на ночь. Как-то в дверь заглянул отец и сказал чуть насмешливо: «Ложись спать, богомолка, хватит грехи замаливать». Надя промолчала, но с тех пор религия стала единственной темой, исключенной из разговоров с любимым отцом. Он не пытался сломить ее волю, знал, что сама жизнь сделает ее атеисткой.

Свидетелем со стороны невесты был очень интересный, своеобразный человек. Владимир Ильич любил Стефана Николаевича Журавлева. В молодости Журавлев был писарем, говорил грамотно, ярко. Человек экспрессивный, он не мирился ни с какой несправедливостью, на все реагировал бурно, рассказывая о своей очередной схватке с местными богатеями, горячился, на щеках его горели яркие пятна чахоточного румянца. Скоро болезнь свела его в могилу, ему было немногим больше тридцати лет. На свадьбе он произнес речь, сказав, что приезд таких людей в Сибирь преобразует народные умы, пожелал молодым долгих лет жизни и успехов на их трудном пути.

Семейная жизнь стала налаживаться. Ульяновы даже обзавелись собственным хозяйством. «Летом никого нельзя было найти в помощь по хозяйству, — писала позднее Крупская. — И мы с мамой вдвоем воевали с русской печкой. Вначале случалось, что я опрокидывала ухватом суп с клецками, которые рассыпались по исподу. Потом привыкла. В огороде выросла у нас всякая всячина — огурцы, морковь, свекла, тыква; очень я гордилась своим огородом».

Однажды, к удивлению коренных жителей, Ульяновы наняли подводу и привезли из лесу хмель. Они задумали дело, по мнению крестьян, бесполезное: в углу двора соорудили беседку и обсадили ее хмелем. Он прижился. И так хорошо было здесь работать жарким летним днем!

Надежда Константиновна и Владимир Ильич иногда по утрам ходили купаться на дальнюю протоку. Возвратившись и позавтракав, принимались за работу.

В августе 1898 года Владимир Ильич заканчивает фундаментальное исследование, начатое еще в тюрьме, «Развитие капитализма в России». Здесь, в Шушенском, он привык все свои работы прежде всего прочитывать жене, выслушивать ее объективное и взыскательное мнение. Он считал ее своим самым первым и самым строгим критиком. В одном из писем к Марии Александровне Надежда Константиновна пишет: «…последнее время он по уши ушел в свои рынки и пишет с утра до вечера. Первая глава уже готова, мне она показалась очень интересной. Я изображаю из себя „беспонятного читателя“ и должна судить о ясности изложения „рынков“, стараюсь быть как можно „беспонятнее“, но особенно придраться ни к чему не могу».