«Надежду Константиновну обнадеживают, что ей заменят 3 года Уфимской губернии 2-мя годами в Шуше, и я жду ее с Елизаветой Васильевной. Подготовляю даже помещение — соседнюю комнату у тех же хозяев».[9] Прочтя следующие строки, она рассмеялась: «Выходит у нас забавная конкуренция с здешним попом, который тоже просится к хозяевам на квартиру. Я протестую и настаиваю, чтобы подождали окончательного выяснения моих „семейных“ обстоятельств. Не знаю уж, удастся ли мне отстранить конкурента».[10] Следующее письмо большое. «Анюта спрашивает — когда свадьба и даже кого „приглашаем“?! Какая быстрая! Сначала надо еще Надежде Константиновне приехать, затем на женитьбу надо разрешение начальства — мы ведь люди совсем бесправные. Вот тут и „приглашай“!».[11]
Несколько писем Мария Александровна ранее переслала ей в Петербург. Владимир Ильич надеялся, что Надя уже в Москве, и слал ей письма вместе с письмами к матери. Задумалась Надежда Константиновна, читая и перечитывая дорогие строчки. И вдруг услышала за дверью звонкий веселый голос. «Приехали, наконец-то. Я всю дорогу бежала из своего присутствия. Где же Надя?» Вбежала раскрасневшаяся Маняша и закружила Надежду Константиновну по комнате. Живая, энергичная, с прекрасными карими глазами, Маняша теребила гостью, требуя подробного рассказа обо всем. Но Надежда Константиновна с сожалением посмотрела на часы. «Я уйти должна ненадолго, а потом будут рассказы». И в этой семье, где все понималось с полуслова, никто не пытался ее удерживать. Долг перед товарищами прежде всего.
Полиция зорко следила за ней. В деле № 222 в тот день появился первый листок: «В 1898 году при следовании Надежды Крупской в Сибирь ей разрешено было остаться в Москве на 1 день, причем установленным за ней наблюдением выяснено, что она посетила несколько неблагонадежных лиц».[12]
Вечером в маленькой квартирке на Собачьей площадке собралась семья Ульяновых — вся, кроме Дмитрия Ильича, сидевшего в тюрьме. Было грустно и вместе с тем радостно. Их объединяла общая работа, верность общей идее, общность мыслей, чувств, стремлений. И самая младшая — Маняша, и самая старшая — Мария Александровна думали об одном. В этой семье никогда не было пропасти между родителями и детьми, хотя все дети были разными. И сейчас, когда собрались за одним столом, Елизавета Васильевна, переводя взгляд с Анны Ильиничны на Маняшу, потом па Марка Тимофеевича, а затем на свою дочь, радовалась, как органично она вошла в эту семью, с какой лаской и заботой все относятся к ней. Марк Тимофеевич — инженер-путеец — рассказывал им о Сибири, где бывал много раз, давал на дорогу практические советы. Анна Ильинична последний раз пробегала список книг, запрошенных Володей: «Не забыли ли чего?» Мария Александровна беспокоилась о теплой одежде и гостинцах. Ей так хотелось побаловать сына. Маняша пыталась шутить, чтобы в прощальный вечер не чувствовалось горькой нотки, ведь ссылка, долгая ссылка ждала Надю, Володю и Елизавету Васильевну. Последнюю ночь никто не спал.
Утром на двух извозчиках поехали на Ярославский вокзал. Багаж сдали заранее, несколько крупных мест занимали книги. Целый пуд весили одни только инструменты, которые просил Владимир Ильич привезти для Оскара Энгберга, ссыльного финна, мастера на все руки и даже отличного ювелира.
Места были в вагоне IV класса, бесплацкартные. Народ в вагоне собрался самый разный, в основном «бедняцкая» публика. Ехали с детьми, со всем скарбом. Одни в поисках работы, другие — надеясь, что там, в Сибири, легче прожить.
Звук станционного колокола, свисток паровоза, и медленно поплыл вокзал, стали отдаляться родные лица провожающих. «Прощай, Москва!» Впереди тысячи верст пути, через многие губернии, города, села.
До Красноярска Крупские добирались долго, приехали только 1 мая. Они не знали, сколько придется здесь прожить. Устроились у местных марксисток — учащихся фельдшерской школы на Малой Каченской улице, в квартирке дочери иркутского столяра Лиды Михайловой. Здесь Надежда Константиновна встретила обаятельнейших, преданнейших людей, многие из них уже хорошо знали Владимира Ильича, ведь он прожил в Красноярске около двух месяцев. Они познакомили Надежду Константиновну с Петром Ананьевичем Красиковым, с которым Ленина и Крупскую связали на многие годы и общая работа, и теплая искренняя дружба. Он-то и сказал Надежде Константиновне, что ей придется задержаться в Красноярске, так как верховья Енисея не освободились ото льда — и навигации еще нет.