Крупская

Мать и дочь возвратились в Петербург, а решения по делу Крупской все не было. Надежда Константиновна и Владимир Ильич подали прошение в департамент полиции с просьбой разрешить Крупской отбывать «наказание», если таковое воспоследует, в селе Шушенском Минусинского уезда, так как они жених и невеста. И пока бумаги ходили по инстанциям, Надя и Елизавета Васильевна потихоньку собирались в путь. Друзья давали советы, как и когда лучше ехать, что взять с собой, где остановиться в Красноярске. В одном из писем к Марии Ильиничне Ульяновой Надежда Константиновна с грустью пишет: «Относительно моего отъезда… Ничего я, Маня дорогая, не знаю. Тут живет одна дама из Минусинска, она говорит, что ехать позднее 10-го — 12-го числа нельзя уже будет — рискуешь застрять по дороге. Я все надеялась, что приговор будет объявлен 4-го марта, и тогда бы мы выехали 10-го вечером. Но приговор отложили до 11-го марта (и то не наверное), а в департаменте говорят следующее: мое прошение „будет принято, вероятно, во внимание“, если мне разрешено будет ехать в Сибирь, то не ранее, как после объявления приговора, может быть, мне будет разрешено ехать прямо из Питера, а не из Уфимской губернии (!). Завтра пойду опять в департамент. Так мне не хочется, чтобы моя поездка откладывалась до весны. Сегодня тороплюсь очень, а завтра вечерком напишу Анне Ильиничне и расскажу о результате моего путешествия в департамент».

Полицейские удивлялись, почему Крупская так торопится из Петербурга в Сибирь. А ей был дорог каждый день. Затяжка не только отдаляла их свидание, она увеличивала разрыв между окончанием ссылки Владимира Ильича и ее сроком. И так разница почти целый год. И она ходит, просит, добивается скорейшего решения суда и вынесения приговора. Оно состоялось только в апреле 1898 года. Три года ссылки в Уфимской губернии с разрешением отбывать ссылку там, где находится ее жених. Сборы давно закончены. Трудно оказалось достать денег на проезд за свой счет, ведь Надежда Константиновна едет не одна, ее сопровождает мать.

Елизавета Васильевна решила поехать с дочерью, разве могла она остаться здесь одна, когда ее Наденька едет в далекую, неизвестную Сибирь?! Хорошо ли, плохо ли им будет там, но любую беду легче пережить вместе. Сбережений в семье не было. Только одна ценность, одна собственность — место для могилы на Новодевичьем кладбище, которое она купила рядом с могилой Константина Игнатьевича. Кто знает, где застигнет ее смерть, судьба дочери-революционерки неопределенна. Может быть, после ссылки они уедут за границу. И Елизавета Васильевна решилась — она востребовала деньги, уплаченные за клочок земли на кладбище. Долго они с Надей стояли перед скромной могилой Константина Игнатьевича. Прощались. Придется ли им вернуться в Петербург, город, который обе очень любили, с которым связано было так много и горя и счастья? Впереди далекий путь, впереди целая жизнь.

Немалых трудов стоило добиться разрешения остановиться в Москве хоть на один день, повидаться с родными Владимира Ильича, поговорить на прощание, взять письма и посылки, выполнить и ряд партийных поручений. Какую причину может полиция счесть уважительной? И Надежда Константиновна пишет очередное прошение.

«В Московское охранное отделение. Заявление. Дочь коллежского асессора, Надежда Константиновна Крупская, ходатайствует о разрешении ей пребывания в Москве в течение одних суток у родственников ея, Ульяновых, проживающих на Собачьей площадке, в доме Романовского № 18, кв. 4, ввиду болезненного состояния ее матери, Елизаветы Васильевны Крупской. 17 апреля 1898 г. Н. Крупская. Обязуюсь явиться за получением проходного свидетельства завтра 18 апреля».[8]

В тот же день, 17 апреля, на Надежду Константиновну в отделении охранения общественной безопасности и порядка в Москве при управлении Московского обер-полицмейстера было заведено дело № 222. Из полицейского управления Надежда Константиновна вышла, твердо зная, что за ней установлено наблюдение.

Крупские, оставив багаж на вокзале, поехали к Ульяновым. Надежда Константиновна мало бывала в Москве, после широких питерских проспектов арбатские переулки казались бесконечно запутанным лабиринтом.

Мария Александровна встретила гостей очень приветливо, старалась поудобнее устроить их, чтобы отдохнули перед дальней дорогой. Горевала, что не может тоже поехать с ними, но обещала приехать летом. Ей было уже за шестьдесят. Волосы почти совсем белые, чуть заметно дрожит голова. Надя, всегда очень сдержанная, с нежностью и любовью поцеловала Марию Александровну, перед мужеством, умом и благородством которой всегда преклонялась. Мария Александровна улыбнулась: «Заждался вас там Володя, в каждом письме пишет об этом». Женщины ушли в другую комнату, оставив Надежду Константиновну наедине с письмами. Даже странно, что не надо их проявлять и уничтожать! Бережно хранит их мать в специальной шкатулке. Вот письмо от 24 января: