Крупным планом

В самолёте я сижу рядом с Глебом Горышиным. Оба строим догадки — что можно предпринять в сложившемся положении. Горышин склоняется к тому, чтобы согласиться на условия Басаева. Я утверждаю, что, если это случится, чеченцы тут же перережут всех русских, живущих в Чечне. И говорю, что нужно наш самолёт перенаправить в Будённовск и предложить Басаеву отпустить детей и беременных женщин, а вместо них взять нас, писателей. Горышин против. Он считает, что власти должны найти другой способ освобождения заложников, а не менять одних на других. Кто-то справа, слушая нас, предлагает свой метод — захватить в заложники несколько тысяч чеченцев и поступать с ними так же, как Басаев. И будет порядок. Ещё кто-то бормочет:

— Сталина нету, он бы их успокоил!

В Якутске, точнее, в нескольких километрах от него, мы разместились в большом здании местного профилактория. Его сотрудники — кто серьёзно, кто с усмешкой — сообщили нам главную новость: Анатолий Чубайс привёз в их город алмазного короля Гарри Оппенгеймера. Но в Якутске тишина, покой и жара за тридцать.

На следующий день наш Пленум открылся в Якутском научном центре Сибирского отделения Российской академии наук. Мне тоже предоставили слово. Я был готов к выступлению — как раз в начале июня в газете «Санкт-Петербургские ведомости» я опубликовал свою статью «Сберечь язык — сберечь народ». К моему удивлению и даже радости, Комитет по образованию Петербурга предложил её старшеклассникам как тему к написанию сочинений.

В Будённовске по-прежнему убивают людей, в заложниках остаются до полутора тысяч женщин и детей. По радио сообщили, что к переговорам с бандитами готовится премьер Черномырдин. Перед вечерним заседанием я снова предложил обмен заложников на нас, писателей. Горышин стал возражать ещё более рьяно, чем в самолёте.

— Если ты хочешь, ты и меняйся, — сказал он. — А я — старик, мне не до обменов.

— Конформист ты, Глебушка, — сказал я. — Не столько старик, сколько конформист. Впрочем, для меня это не новость. Я ведь помню, как мы с тобой возвращались из Москвы со съезда и везли пьяного Женю Кутузова. Он разбушевался в вагоне, его милиция собралась ссадить в Бологом, я не давал, объясняя, что у него больные ноги и что в Питере на вокзале его будет ждать жена. Тогда милиционеры приковали меня наручниками к дверной решётке в тамбуре и всё же ссадили его. А ты и пальцем не пошевелил, чтобы этому помешать. И потом, когда железнодорожная милиция на Московском вокзале повела меня в кутузку, ты расстался со мной как с незнакомцем.

— Плевать мне на Женю Кутузова. Где он, там всегда пьяный скандал.

В наш разговор вмешался Валентин Сорокин.

— Ваня, — сказал он. — Не такой Басаев дурак, чтобы менять беременных женщин на каких-то писателей. Так что успокойся, обмена не будет.

До меня только сейчас дошёл весь абсурд моей затеи. Конечно, не будет, потому что Басаев со своей бандой понимает, насколько безопаснее для них самих держать в заложниках женщин и детей. После переговоров с Черномырдиным Басаеву предоставили транспорт, и под прикрытием части заложников вся его банда безнаказанно вернулась в Чечню. При этом они оставили в Будённовске более 160 трупов ни в чём не повинных людей.

Долго не мог успокоиться. В сознании вставал Будённовск, больница, гибнущие от пуль женщины и дети. Со времён моего военного детства, в котором я не знал слова «умерли», а знал слово «убиты», я не думал, что на мою землю снова придут убийцы. Но они пришли. И виной тому жалкое в своей беспомощности руководство страны, не способное ответить на вызов негодяев.

Но я здесь на работе. Необходимо взять себя в руки и переключиться на иной ход мыслей и чувств. Удивительными для меня оказались якутские белые ночи. Даже белее, чем в Питере, и это понятно: Якутск на два с половиной градуса севернее, чем Северная столица. Как-то поздним вечером я посмотрел в окно. И увидел во дворе двух милиционеров — они медленно прохаживались у нашего дома. Ясное дело, охраняют.

Наше пребывание в Якутии было омрачено не только событиями в Будённовске, но и запретом якутских властей встретиться с представителями местных общественных организаций, объединяющих русских людей. Когда мы выразили недоумение по этому поводу, нас — весь Пленум — посадили на теплоход и в течение суток возили по Лене. Якобы хотели показать нам Ленские столбы, но так и не показали. При этом спиртных напитков предоставили — море разливанное.

Но ещё большее огорчение мы испытали в день отлёта из Якутска. В аэропорту, когда мы поднялись по трапу в самолёт, нас долго не выпускали в небо. Зной, кондиционеры до взлёта не работают, мы томимся от жары и спёртого воздуха, а нам говорят, что аэропорт не готов отправить нас в полёт. Пришёл лётчик, сказал, что наш полёт задерживается из-за того, что никак не взлетит самолёт с Чубайсом и Оппенгеймером. А в это время Чубайс и Оппенгеймер в аэропортовском ресторане продолжают беседу.