Круговерть бытия

"Неужели ж так просто отказаться? — терзался Шевелев, инстинктивно сжимая в руках пистолет и жадным взглядом следя за проезжающими мимо него всадниками. — Ведь такого случая и за несколько лет другого не подвернется… Святые угодники, как же быть-то? Я же запросто, одного из пистоля ссажу, а другого можно и кинжалом приголубить! Все сделаю на раз- два. Покладу наглухо. Но нашумлю, придется нам убираться отсюда ночью. К тому же, если промахнусь или осечка выйдет, или удастся кому-либо из них ускакать? Тогда мы все пропали. Опомниться не успеешь, как гололобый на нас целую орду наведет… Кабы один я был, я бы ни на что не посмотрел, попытал бы счастья, а товарищей боязно под нож подвести, к тому же офицер с нами… Нет уж, что делать, пущай едут басурмане, такое уж их счастье, значит… А главное, кони, у нас ни у одного таких нет. Даже Ворон Ежова и тот супротив белого не выстоит…"

Кажется, мысли у казака возобладали правильные, но вдруг, не удержавшись, как взбесились, Шевелев быстро вскинул пистоль, прицелился; еще один миг, зловеще грянул бы выстрел, нарушив торжественное безмолвие ночи, и одному из всадников наверняка бы несдобровать.

Но в ту минуту, когда палец казака уже осторожно нащупывал спуск курка, в нескольких шагах от него, где-то сбоку послышалось унылое монотонное пение. Шевелев быстро отдернул пальцы и замер.

Пение приближалось, и вскоре из темноты, из которой только что появились всадники, выскользнули четыре человека пеших татар в бурках, с накинутыми на папахи башлыками, с болтающимися за спиной в косматых чехлах ружьями.

Неслышно ступая легкими кожаными чувяками, все четверо быстро продвигались вперед, следуя, очевидно, за всадниками и составляя с ними одну шайку. Татары хитры и упрямы, как все степняки, и если бы они не вздумали развлекать себя в ночи пением, дело могло бы повернуться совсем плохо.

— Иль-Алла-иль-Алла Магомет-Рассул-Алла, — вполголоса тянул один из них уныло монотонную ноту, и когда он замолкал, чтобы перевести дух, его унылый напев подхватывал другой, за ним третий, и так далее, все в одном и том же ритме и тональности.

"Ишь ты, воют, ровно волки", — подумал Шевелев.

Действительно, это пение очень напоминало волчий вой, когда старые хищники, собравшись в кружок и вздернув морды кверху, начинают выть на луну, сначала поодиночке, потом все вместе, без перерыва и передышки.

Когда всадники, а за ними пешие татары скрылись из виду, Шевелев облегченно перевел дух.

"Ах, подстрели вас нечистая сила, вот чуть было не влопался… Куражу излишек вышел, немного-немного не выстрелил, тогда всем бы нам яман был. Вот оно как иногда бывает, не сообразишь всего… больно уж у меня сердце распалилось, на лошадей-то ихних глядючи. Добрые кони, провалиться мне на этом месте, ежели вру. Тьфу ты, анафемство!"

Шевелев плюнул, тихо выругался и побрел будить товарища себе на смену.

Таковы были треволнения первого дня на вражеской территории. Второй день прошел аналогично первому, так же полный страхов и тревог. Но бог миловал и казаки проскользнули серыми мышками и все же добрались до "Разоренного села", где и заночевали. Это уже была граница "пояса отчуждения".

С рассветом мы добрались до заветного урочища, где я встретился с важным болгарином. Ничего не хочу говорить об этой встрече, так как я уже угадал каждое слово и каждое обещание. Все вздор! И нас принимают за полных лохов и мы делаем все, чтобы утвердить других в этом мнении.

От этого на меня накатывала звериная тоска, что вся наша самоубийственная миссия - глупость. Все впустую. И чья это вина, сейчас разбирать смысла нет. Понятно, что здешние "великие умы" нам подгадили. И пардону не спросили. Лучше бы, чем в большую политику лезть, продолжали в носу ковыряться!

Я молча выслушал болгарского эмиссара из Софии, взял с собой письма к нашему руководству и поспешил откланяться. Про себя подумал, что если не письма и не свидетели из казаков, то я мог бы просто четыре дня прятаться на нашем берегу Дуная, а потом доложить о виртуальной встрече командованию. Информацию я принес бы ту же самую. И зачем тогда все это геройство?

Позавтракав зачерствелыми чуреками, мы сразу отправились в обратный путь. Поскольку мы были конными, то передвигаться в ночное время не могли, из-за опасения, что наши лошади могут повредить ноги или вовсе, оступившись, свернуть шею. Тогда и сам пропадешь и дела не сделаешь. Кроме того, для скрытности мы не взяли с собой запасных лошадей.

А лошадь не человек, ей отдыхать нужно. Ты можешь либо проделывать в день пятьдесят километров, или сделать сразу сто, но потом остановиться на дневку, дав животным отдохнуть. Нам же приходилось петляя, в день проезжать процентов на 20% больше дневной нормы. Пока наши лошади не утратили свежесть, но уже начинали уставать. Чем дальше - тем больше. И в случае погони такое обстоятельство должно было сказаться.

Обратной дорогой мы выбрали другой маршрут, чтобы не встретить на своем пути идущих по нашим следам татарских следопытов. Мало ли? Но риск присутствовал в любом случае.