Круглый дом

Но говоря это, она начала вытаскивать из пакета разные вещи – не одежду, а какие-то лоскутки с блестками, блестящую бахрому и длинные пряди волос и полоски меха. И босоножки на высоких каблуках и на кожаной шнуровке. Я уже видел ее в таком наряде – на фотографии, которую хранил дома в папке с наклейкой «Домашние задания».

– Никуда не уйду, – и я сел рядом с Мушумом на его низенькую раскладушку.

– Ты уйдешь, Джо! – Соня зыркнула на меня, и на ее лице возникло злобное выражение, какого я раньше никогда не видел. – Выйди отсюда! – приказала она.

– Не выйду!

– Нет? – Она встала, уперев руки в боки, разъяренная, и шумно надула щеки.

Я тоже был разъярен, но слетевшие с моих губ слова удивили меня:

– Ты позволишь мне остаться. Потому что если нет, то я расскажу Уайти про деньги.

Соня оцепенела и села. В руках она сжимала какую-то блестящую тряпицу. Она молча смотрела на меня. Ее лицо приняло задумчивое и какое-то отрешенное выражение, а глаза заблестели, отчего она вдруг помолодела.

– Правда? – произнесла она печальным голосом. И переспросила шепотом: – Правда?

Мне надо было сразу уйти. Через полчаса я пожалел, что не сделал этого, но одновременно был рад, что не ушел. Я так и не понял, как отнестись к тому, что последовало дальше.

– Опять вы о деньгах! – с отвращением вскрикнул Мушум. Что заставило меня вспомнить про деньги и брильянтовые сережки Сони.

Я схватил бутылку виски из руки Мушума и отпил. Виски ударило мне в голову, и мои глаза тоже заслезились.

– Хороший мальчик, – похвалил Мушум.

Соня все еще не сводила с меня глаз.

– Ты думаешь? Ты и правда думаешь, что он хороший мальчик? – Она села и хлопнула себя по коленке блестящим бюстгальтером, который сжимала в руке.

– Он обо мне заботится, – Мушум отпил из бутылки и протянул мне обратно. Я передал ее Соне.

– Значит, все расскажешь Уайти?

Она криво улыбнулась, глядя на меня, и от этой улыбки меня затрясло. Потом приложила горлышко бутылки к губам и сделал большой глоток. Потом к бутылке приложился Мушум и снова отдал мне. Соня прищурилась так, что ее голубые глаза почернели.

– Значит, ты с Уайти. Ладно. Пойду в ванную переоденусь. А вы, мальчики, ждите меня здесь. И если ты, Джо, кому-нибудь скажешь хоть слово, я отрежу твою крошечную пиписку!

У меня челюсть так и отвалилась. А она гнусно расхохоталась:

– А ты как хотел: и рыбку съесть, и на санки сесть? Маленький ты засранец! И учти: больше я тебя не нянькаю!

Она вытащила из пакета портативный магнитофон, включила вилку в розетку и вставила кассету.

– Когда я вернусь, включи музыку! – распорядилась она и, размахивая своим пакетом, пошла по коридору к ванной.

Мы с Мушумом молча сидели на раскладушке. Я вспомнил, как они вдвоем шушукались на празднике и как это их шушуканье меня раздражало. У меня зашумело в голове. Я еще глотнул из бутылки Мушума. Скоро вернулась Соня, плотно закрыла за собой дверь и заперла ее на замок. Обернулась к нам.

Наверное, у нас обоих рты раскрылись одновременно. Соня собрала волосы вверх, под металлический конус, откуда они ниспадали фонтаном, лавиной волос, рассыпавшихся по ее плечам и спине. Она наложила на лицо густой слой макияжа – ее брови были похожи на черные крылья, на губах хищно сверкала кроваво-красная помада. Серая шелковая туника от шеи до колен прикрывала ее руки.

– Запускай музыку, Джо!