– Доу сказал мне однажды в парильне, что поскольку вокруг меня вьется дух-двойник, мне следует его привечать. И я обставила свой дом как бы для двоих, ты же сам видишь, даже домиком для малышей обзавелась. И когда я сажусь есть, всегда ставлю лишнюю тарелку и откладываю в нее немного еды, которую готовлю для себя.
На лишней тарелке лежал кусочек тоста.
– Духи мало едят?
– Только не этот! – с довольным видом ответила Линда.
И вдруг мне стало вполне комфортно. Я жутко проголодался – так всегда бывает после болезни.
Линда жевала, с сияющей улыбкой глядя то на меня, то на свой сэндвич. Она аккуратно, почти нежно, положила на тарелку кусок хлеба с зажаренным яйцом и обратилась к нему с речью.
– Это ли грех – наслаждаться тобой, когда мой брат-близнец лежит мертвый в морге? Не знаю. Но ты очень вкусный!
Я поперхнулся. Второй сэндвич встал у меня в горле колом.
– Хочешь запить чаем?
Она подлила мне в стакан холодного чаю из пластикового кувшина, в котором постукивали кубики льда и болтались кусочки лимона.
– Я не хожу на работу не из-за скорби по брату, ты же меня знаешь, – продолжала Линда. – Я не хожу на работу по другой причине. У меня оставался один неизрасходованный отпуск по болезни, вот я и подумала, а почему бы не использовать его для улаживания кое-каких дел.
– Каких дел? – И я подумал о ее гостиной с аккуратно продублированными вещами. Но потом понял, что она имеет в виду свои мысли.
– Я расскажу тебе, – пообещала Линда, – если ты мне скажешь, зачем ко мне приехал.
Я отложил недоеденный сэндвич, жалея, что не успел покончить с ним до этого момента.
– Погоди! – Словно прочитав мои мысли, Линда предложила сначала доесть, а потом уж поговорить. Она еще и извинилась за то, что плохо принимает гостей. Потом схватила сэндвич своими короткими пухлыми пальцами – я заметил свежий лак на ее ноготках – и бросила на меня странный взгляд, в котором угадывалась веселая хитринка но в то же время и тень безумия. Я ел неторопливо и в конце концов проглотил последний кусок.
Линда вытерла губы бумажной салфеткой и сложила ее квадратиком.
– Поле для гольфа, – наконец произнесла она, погрозив мне пальцем. – Ты выуживал из меня информацию. Дважды два – три! Тем не менее я решила, что ты все-таки еще слишком юный, чтобы такое совершить. Может, и нет, но я так решила. Моя гипотеза состоит в том, что ты передал полученную информацию о том, когда Линден ходит играть в гольф, кому-то из взрослых. Но близорукому, а значит, не отцу, ведь твой отец – отличный стрелок.
– Неужели?
– Для меня это, конечно, было сюрпризом. Но это всем известно. В молодости он мог попасть в любую движущуюся мишень, в которую прицеливался. Дети не знают прошлого своих родителей… Так зачем ты пришел?
– Я могу вам доверять?
– Если тебе нужно спрашивать об этом, то нет.
Я стушевался. В ее круглых глазках опять вспыхнул безумный блеск. Казалось, Линда сейчас разразится безумным хохотом, но вместо этого она подалась вперед и стала опасливо озираться, точно стены были напичканы подслушивающими устройствами.
– Я бы сделала все что угодно ради твоей семьи, – зашептала она. – Я же отношусь к вам со всей душой, ребята. Хотя ты меня использовал, Джо, и сейчас чего-то от меня хочешь. Чего?
И тут я подумал, что спрошу насчет ружья. Вместо этого я услышал, как задаю ей вопрос, на который, я знал, не было ответа.
– Почему, Линда? Почему он это сделал?
Мой вопрос застал ее врасплох. Она выпучила глаза, наполнившиеся влагой. Но она ответила. Это же настолько очевидно, сказала она, что тут и спрашивать не надо.