Чтобы привлечь внимание девочки, Каппи достаточно было вести себя естественно. Он не выпендривался, как Рэндалл, не напяливал яркие перья. На нем были обычная застиранная футболка и джинсы. Его длинные лохмы естественным образом прикрывали один глаз, и чтобы убрать волосы с глаза, он не закладывал их за ухо, а применял эффектный взмах головой. И все. Он просто молол языком, чем и располагал к себе. Я заметил одну особенность его манеры: он, прямо как школьный учитель, обращался к какой-нибудь девчонке и просил рассказать о себе. Как она проводит лето, чем занимаются ее родители. Такая беседа всех сразу настраивала на непринужденный лад. Мы прогуливались вокруг арены позади трибун, стреляя глазами в других девчонок и видя, как они замечают, что мы их заметили. Так наша ватага продефилировала по кругу несколько раз. Девчонки купили сахарной ваты. И отмотав полоски верхнего слоя, поделились с нами. Мы пили ягодную газировку и старательно сминали ладонями пустые банки. Постепенно все пришло в движение. Ветераны войн вынесли американский флаг, за ним – флаг общества военнопленных и пропавших без вести, флаг нашего племени и традиционный посох с орлом. После выноса флагов вышли первые танцоры, а потом и участники Большого выхода выстроились в шеренгу и стали появляться на арене группами – от возрастных танцоров до совсем карапузов. Мы стояли на верхнем ряду, откуда все было видно: барабаны, гирлянды колокольчиков, деревянные трещотки, костяные трещотки и кружащиеся под зажигательные ритмы танцоры с бубенчиками. Я всегда с замиранием сердца наблюдал за Большим выходом и невольно притопывал в унисон с танцорами. Зрелище было грандиозное, захватывающее, дерзкое и веселое. Но в тот вечер я думал только об одном: как бы улучить удобный момент, подхватить рюкзак и удрать…
Я бежал напрямик, по лесным тропинкам, пересек пару пастбищ, несколько раз срезал путь по проселкам. Я добежал до дома Лафурнэ еще засветло. Дворовый пес тявкнул раз, но, узнав меня, присмирел.
– Привет, Флек, – тихо произнес я, и он лизнул мою руку. Мы с ним устроились за сараем и просидели там полчаса, пока не стемнело. После этого я еще немного подождал, и когда стало совсем темно, натянул пару маминых кожаных перчаток – они были тугие, еле налезли – и пошел к задней двери, сжимая ломик, который оставил для меня Каппи.
Когда я взломал дверной замок, в доме раздался собачий лай. Но и эта собака меня узнала, завиляла хвостом и пошла за мной к оружейному шкафчику. Звон разбитого стекла ее напугал, но она не залаяла, а радостно заскулила, увидев, как я достал ружье. Наверное, решила, что мы сейчас пойдем на охоту. Но вместо этого я сунул коробку с патронами в свой рюкзак, отключил от сети и сдвинул с места телик, рассыпал по полу инструменты из чемоданчика. Потом попрощался с собачками. Я перебежал через шоссе и нашел тропинку, которую мы с Каппи выбрали для моего отхода. Тут мне пришлось воспользоваться фонариком, который я поспешно выключил, заметив свет фар приближающегося автомобиля. Неподалеку от нашего наблюдательного пункта мы заранее выкопали в земле яму. Я тщательно завернул ружье и патроны в мешки для мусора, закопал в яме и сверху набросал веток, палых листьев и травы. Во всяком случае, при свете почти полной луны место казалось нетронутым. Я попил и отправился в обратный путь к арене пау-вау. Шел я тем же маршрутом: сначала лесом по уже знакомым тропкам и болотцам, потом спустился вниз к старой двухполосной грунтовке, потом пустился через лес по почти нехоженой тропе, по которой кто-то еще иногда волок отсюда хворост. Я пересек лошадиное пастбище и услышал несмолкающий бой барабанов: там уже распевали старые шуточные песенки и играли в «спрячь камешек в мокасин».
Люди не спали и веселились всю ночь, в некоторых палатках устроили временные казино. Я добрался до нашей палатки и раскрыл молнию на сетке от насекомых. Каппи ждал меня. Рэндалл где-то шлялся. Каппи поинтересовался, как все прошло.
– Гладко, – ответил я. – По-моему, все прошло гладко.
– Хорошо, – сказал он.
Мы легли на спину, спать совсем не хотелось, и я стал думать. Доу, должно быть, уже вернулся домой и обнаружил следы взлома. Увидел, что украли ружье. Он наверняка позвонил в управление по индейским делам и в полицию племени. Он никаким образом не мог бы узнать, что это был я. Но я не знал, как теперь смотреть ему в глаза.
Утро после пау-вау – лучшее время суток. Помню, просыпаешься и сразу ощущаешь прохладу: это ветерок теребит тканевые стенки палатки. Пахнет кофе, пресными лепешками, яичницей и вареными сосисками. А снаружи светит солнце и запах свежесрезанной люцерны – ее давали лошадям. Сюзетта и Джози строили планы на день, кормили внуков из мягких картонных тарелок, которые под тяжестью еды то и дело сгибались, а то и ломались.
– Эй! Малыш, подложи снизу под тарелку еще одну для прочности!