Мара замолчала. А я пытался осмыслить слово, которое они оба произносили. Что значит эта их «драма»? Но через мгновение на меня нахлынуло осознание. Я мог слышать. Чувствовал тепло кожей. Не ощущал боли. Дышал и, судя по всему, лежал на чём-то очень мягком.
– Открой глаза, славное создание, – приказал мужчина. И мои глаза поневоле распахнулись.
Я не привык, чтобы мне указывали, и хотел уж вскинуться, поставить наглеца на место, да так и застыл с открытым ртом. Мужчина был высоким и… я не мог подобрать слово. Не злым – но от него веяло силой. Волосы рыжие, словно пламя огня, а кожа белая, хотя даже не так. Он
– Полно, мой мальчик, – мужчина небрежно махнул рукой. – Незачем пугаться. Тем более ты еще очень слаб. Не дело так волноваться.
– Я… – голос не повиновался, и я сглотнул. В горле пересохло. – Я не пугаюсь.
– Конечно-конечно, – поспешил виновато улыбнуться бог. Мне. Виновато. Улыбнулся. Бог. – Нечасто удается беседовать с правителями. Растерял деликатность.
Он снова сказал слово, которое было мне непонятно, и я начал потихоньку заводиться. Обычно так делают, чтобы унизить. Показать превосходство. «Прекрати, Улак! – одернул я себя. – Перед тобой бог!» Но злость никуда не уходила, лишь тлела внутри разгорающимися углями.
– Я вижу, что процесс уже начался, – Велес внимательно посмотрел на меня.
– Да, мы успели в последний момент, – неожиданно вклинился второй мужчина. Я завертел головой. Кален, до этого без движения сидевший на скамье, подал голос.
Наконец я смог разглядеть, где очутился. Судя по устройству комнаты – в очень маленьком чуме. Втроем мы еле вмещались, хотя, пожалуй, бог занимал места больше, чем любой смертный. Обстановка была приближена к привычной мне. Шкуры, очаг… Травы сушатся на веревках. Удивительно смотрелась лишь скамья – такие мы обычно ставим на улице, и то для удовольствия. Пришлый обычай. Его ввел мой дед благодаря Путешественникам. Именно из-за них все диковинки и новинки появлялись в поселении.
Мысли путались. Одна картинка в голове сменяла другую. Я удивился, что нигде не вижу Мару, хотя буквально недавно слышал ее голос. Это почему-то беспокоило меня, словно я потерялся во времени. Сколько прошло с тех пор, как я очнулся? А с момента нападения волка? Моя… моя семья. Мои люди.
– Где я? – прохрипел я, возвращаясь взглядом к богу. Безусловно, он здесь главный.
– В безопасном месте, – ответил Велес. Кален на эти слова недоверчиво хмыкнул.
– Мне нужно домой! К семье и людям, – я попытался сесть, но бог поднял руку ладонью вверх, и я будто на стену налетел, снова без сил повалившись на шкуры.
– Не самое умное решение сейчас, – тон бога не был властным, но я вдруг понял, что принимать решения по своей воле придется нечасто. – Ты опасен для простых людей, пока не научишься управлять своей силой.
– Что произошло там… с волком? – осторожно спросил я.
– Мы совершили обряд. Заметь: с твоего согласия, – ответил бог.
– Заметь: я не прошу свое слово назад! – я начал снова раздражаться. Злость красной пеленой застлала глаза. – Лишь хочу знать, что произошло!
– Ты принял в себя силу волка вместе с его сердцем, – объяснил Велес так, словно интересовался, не хочу ли я выпить отвар трав. – Теперь при следующей же полной луне ты переродишься. И обряд будет до конца завершен… мы так думаем.
– Вы… думаете? – с неверием спросил я. – Но точно не знаете?
– Ты первый в своем роде, – развел руками Велес. – Никто никогда не делал такого прежде.
– Я всегда буду… зверем?.. – убито прошептал я.
– О нет-нет-нет, – бог, взметнув полы плаща, устроился рядом с Каленом. – Позже, когда научишься владеть своей силой, сможешь превращаться по желанию. Именно так я задумывал. Но пока… боюсь, обороты будут спонтанными.
– Что? – незнакомые слова пугали и злили меня.
– Ты не сможешь управлять этим, – разъяснил Велес. – Пока не научишься брать злость и ярость, охватывающие тебя, под контроль. Не беспокойся, Кален и Мара научат. Мы слишком долго ждали подходящий экземп… достойного не для того, чтобы бросить его с этим один на один.
– Да уж, долго – не то слово, – хмыкнул Кален. – Четыреста лет тут торчали. Мара чуть с ума не сошла, но у нее хотя бы была другая… работа.
– Четыреста лет? – я помнил, что уже слышал это, но решил, что это была часть горячечного бреда.