Круг

Мартену было легко связать с этим лицом голос — глубокий, приятный, хорошо поставленный. Голос актера, трибуна… Голос человека, привыкшего иметь власть и выступать в суде.

Мог он связать с Гиртманом и размытые лица сорока женщин, молодых и не очень, исчезнувших за двадцать пять лет. Никто никогда не найдет и следа несчастных, хотя их имена и некоторые другие детали фигурируют в блокнотах бывшего прокурора. Сообщество родителей жертв требовало любой ценой заставить Гиртмана говорить. Как? Введя пентотал натрия? С помощью гипноза? Или пыток? Эмоциональные завсегдатаи Сети обсуждали все варианты, предлагая в том числе послать Гиртмана в Гуантанамо или закопать на солнцепеке, обмазать голову медом и отдать на съедение рыжим муравьям.

Мартен знал, что Гиртман не заговорит. И в тюрьме, и на свободе он имел над этими семьями такую власть, какая не снилась ни одному грозному богу. Он был их вечным мучителем. Их кошмаром. И эта роль ему нравилась. Швейцарец, как и все законченные психопаты-извращенцы, отличался полным отсутствием угрызений совести и чувства вины. Он мог бы сломаться под пыткой электричеством, утоплением или если бы с ним делали то, что японцы делали с китайцами в 1937-м, но шансов на то, что этот человек заговорит в камере или в палате психиатрической клиники (конечно, если его поймают, в чем Сервас сильно сомневался), не было ни малейших.

ARE YOU READY?[21]

Сервас вздрогнул от неожиданности.

Эта фраза высветилась на экране.

На короткое мгновение он решил, что Гиртман каким-то образом подключился к его компьютеру.

Потом он понял, что случайно вошел на один из многочисленных сайтов, фигурирующих в списке. Фраза исчезла, и на экране появилось изображение плотной толпы и концертной сцены в ярком свете прожекторов. К микрофону подошел певец — он был в темных очках, несмотря на ночное время, — и обратился к толпе, которая начала скандировать имя убийцы. Сервас не поверил своим ушам, сердце едва не выскочило из груди.

Три следующих сайта содержали только информационные ссылки, два других были посвящены серийным убийцам. На четырнадцати форумах, куда Сервас решил не заходить, посетители то и дело упоминали имя швейцарца. А вот следующий заголовок немедленно привлек внимание сыщика:

В Пиренеях снимают «Долину Повешенных».

Он еще раз нажал на ввод и заметил, что у него дрожит рука. Дочитав, Сервас оттолкнулся в кресле от стола. Закрыл глаза. Сделал глубокий вдох.

Из прочитанного он уяснил одно: фильм начнут снимать будущей зимой. Сценарий написан на основе его расследования в Пиренеях и — главное — бегства швейцарца из Института Варнье. Имена, конечно, изменены, но посыл более чем прозрачен. Двум известнейшим артистам предложены роли серийного убийцы и комиссара (sic).[22] Серваса затошнило. Вот оно, современное общество массового потребления: все на продажу, нездоровое любопытство… Как тут не вспомнить фразу Дебора: «Вся жизнь обществ, в которых господствуют современные условия производства, проявляется как необъятное нагромождение спектаклей».[23] Провидческое высказывание, сделанное сорок лет назад…

Он чувствовал не только гнев — его пугала вся эта суета. Никто не знает, где сейчас швейцарец. Что он замышляет? Сервас подумал, что Юлиан Алоиз Гиртман может быть в Канберре, на Камчатке, в Пунта Аренас или в киберкафе на углу соседней улицы. Сыщик вспомнил бегство Ивана Колонны.[24] СМИ, полиция, антитеррористические подразделения искали его в Южной Америке, в Австралии, повсюду — а корсиканец прятался в овчарне, в тридцати километрах от места преступления, за которое его разыскивали.

Неужели Гиртман в Тулузе?

Больше миллиона жителей вместе с пригородами. Пестрое население. Клубок судеб, личных драм, неосознанных коллективных побуждений. Улицы, площади, автострады, объездные дороги, транспортные развязки, железнодорожные ветки. Десятки национальностей — французы, англичане, немцы, испанцы, итальянцы, алжирцы, ливанцы, турки, курды, китайцы, бразильцы, афганцы, малийцы, кенийцы, тунисцы, руандийцы, армяне…

Где спрятать дерево? В лесу…

Он нашел ее номер в справочнике. В красном списке[25] она не фигурировала, но имени тоже не было, только инициал — М. Бохановски. Сервас не сразу решился набрать номер. Она ответила на второй звонок.

— Слушаю…

— Это Мартен. — Он сделал секундную паузу. — Мы можем увидеться? Я должен задать тебе несколько вопросов… о Юго.

В трубке повисло молчание.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне правду — немедленно, сейчас: думаешь, это он? Полагаешь, мой сын виновен? — Голос дрожал, напряженный и ломкий, как шелковистая нить паутины.

— Не по телефону, — ответил Сервас. — Скажу только, что все сильнее сомневаюсь в его виновности. Я знаю, что тебе невыносимо трудно, но мы должны поговорить. Я могу быть в Марсаке часа через полтора. Согласна или отложим до завтра?

Он понял, что она размышляет, решил не торопить ее, потом сказал:

— Марианна?