Круг

— Молись, чтобы твое алиби оказалось надежным, — произнесла она нехорошим, холодно-скрипучим голосом. — У тебя проблема, Элвис. Может, у тебя встает через раз? Или ты скрытый гомик? Ну да, конечно… Любил мыться в душе на зоне?

Албанец изменился в лице, его глаза превратились в два тусклых нефтяных озерца. В палате было жарко, но Мартену вдруг показалось, что по спине пробежала струйка ледяной воды, у него участился пульс. Сыщик нервно сглотнул. Он уже видел подобный взгляд. Очень давно. Десять лет назад… Живший в нем маленький мальчик просто не мог этого забыть. Перед мысленным взором Серваса возникли лица двух мужчин, появившихся во дворе их дома тем роковым июльским вечером. Они были похожи на Элвиса — волки, нелюди с пустыми глазами… Он подумал о матери, услышал ее крики и мольбы, увидел привязанного к стулу отца и себя, маленького Мартена. Он спрятался в шкафу под лестницей, все слышал, обо всем догадывался. Придя работать в полицию, Сервас не раз пересекался с подобными… существами. Он вдруг ощутил непреодолимую потребность глотнуть свежего воздуха, убежать из этой палаты, вырваться из больницы. Он кинулся в туалет, боясь не удержать рвоту.

— Это не он.

Сервас кивнул, соглашаясь.

Они шли по коридорам в сторону холла. Сыщику ужасно хотелось курить, но развешанные повсюду таблички призывали его к порядку.

— Знаю, — ответил он. — Его алиби похоже на правду, кроме того, он вряд ли мог разобраться с почтой Клер Дьемар в лицее и не имел причин следить за Юго и пичкать его наркотиками.

— Такие, как он, не должны ходить по улицам, — сказала Самира, когда они миновали кафетерий.

— Ни один закон не позволяет сажать человека в тюрьму только за то, что он «опасен», — возразил Сервас.

— Рано или поздно Элвис сорвется.

— Он отсидел свой срок.

Самира покачала головой.

— Единственная действенная терапия для таких типов — отреза́ть им яйца, — объявила она.

Сервас искоса взглянул на свою подчиненную: она не шутила. Он испытал облегчение при виде стеклянных дверей холла, сунул руку в карман, но тут заметил последнюю табличку и снова почувствовал себя подростком на беговой дорожке: дышать нечем, сил на финишные двадцать метров не осталось.

Двери наконец открылись, и они «выпали» в жаркий влажный воздух. Сервас напрягся. Обделенные никотином легкие требовали своей порции яда, но дело было не только в этом… А в чем еще? Его подсознание включилось, когда они прошли мимо первой таблички, запрещающей курение в больнице, но он никак не мог разобрать, что говорит его внутренний голос.

— Если это не он, мы возвращаемся к исходной точке, — заметила Самира.

— То есть?

— Юго…

Сыщик ухитрился посмотреть на часы и одновременно достать сигарету.

— Едем в Амбушюр. Надави на экспертов. Я хочу узнать результат до вечера. Если убил Юго, почему он опустошил компьютер Клер, а не свой собственный телефон?

Самира в ответ только руками развела, глядя вслед шефу, удаляющемуся в сторону мостика-перехода.

К шлагбауму, завывая сиреной, подъехала «Скорая», и Серваса внезапно осенило. Он понял, почему не может выбросить из головы проклятые таблички с перечеркнутой красной чертой сигаретой.

Шагая по переходу над деревьями, Мартен достал телефон, нашел номер Марго, нажал на кнопку вызова и услышал варварскую мелодию — мешанину звуков электрогитары и горловой отрыжки. Сервас досадливо поморщился: хорошо, что Марго отключает сотовый на занятиях, но сейчас это стало помехой его расследованию. Он набрал одним пальцем ЭСЭМЭС:

«Юго курит? Перезвони мне. Это важно».

Не успел он закончить, как телефон завибрировал.

— Марго? — спросил он, идя к лифту.

— Нет, это Надия, — ответил женский голос.

Надия Беррада возглавляла отдел технической экспертизы. Мартен вызвал лифт.

— Компьютеры «запели», — объявила она.

— И?

— Сообщения действительно стерли, но мы восстановили входящие и исходящие. Последние датированы днем смерти. Ничего необычного. Электронные письма коллегам, личные послания, сообщения, о педагогических совещаниях и семинарах, реклама.

— Есть что-нибудь Юго Бохановски или от него?

— Нет. Ни одного… Зато некий «Тома́ девятьсот девяносто девять» регулярно ей писал. И его сообщения носят… как бы это сказать… интимный характер.

— Насколько интимный?

— Достаточно интимный. — Надия сделала паузу и прочла: — «Жизнь станет волнующей и интересной, потому что мы любим друг друга», «Огромная. Тотальная. Невероятная. Всепоглощающая тоска по тебе», «Я — замок, ты — ключ, я твой навеки, я — твой бельчонок, отныне и навсегда»…

— Кто это писал, она или он?

— Оба. На семьдесят пять процентов — она. Он чуть менее откровенен, но она его зацепила… Да, эта баба была горячей штучкой!