Итак, я остался наедине с Мартой Льюис, что было приятнее, чем быть наедине с Джерри-барменом или следовать за Уэйном, на кухню. Марта Льюис была прекраснее, чем обычно. Когда я познакомился с ней во «Фламинго», она была совсем девчонкой — не больше девятнадцати. Теперь я бы дал ей двадцать семь: она была в полном соку, в полном расцвете своей молодости и красоты, такая же, как раньше, хотя и чуточку более сдержанная, впрочем присущая ей необузданность по-прежнему угадывалась во взгляде, в каждом изгибе ее тела. Она всегда отличалась большими формами — соблазнительными и более чем откровенными. Я вспомнил, как выглядели ее обнаженные бедра, когда она танцевала в «Фламинго». Теперь ее бедра были прикрыты черной облегающей тканью атласного платья, но руки и плечи и добрая половина груди были выставлены на всеобщее обозрение, и это было зрелище куда более захватывающее, чем то, что можно увидеть с первого ряда партера музыкального театра. Марта Льюис была высокая, с гладкой упругой кожей и фигурой, похожей на песочные часы: выпуклый верх, тонкая талия и широкие бедра — широкие, упругие и гладкие, и не жирные. У нее были блестящие черные волосы, коротко подстриженные под мальчика, с колечками на лбу, огромные угольно-черные глаза, высокие скулы, тонкий нос с трепетными ноздрями, сверкающие жемчужно-белые зубы и полные красные губы.
— Я всегда питала к тебе слабость, — проговорила Марта.
— Фиг-то!
— Нет правда!
— Взаимно.
— Да? Ты никогда этого не показывал.
— Как я мог? Ты же постоянно была занята с очередным ухажером.
— Теперь я свободна. — Она сложила красные блестящие губы в поцелуй. Пальцами правой руки она слегла почесала левую руку и, нахмурившись, капризно заметила:
— Что-то тут прохладно.
— Да нет, мне не кажется.
— Мне не по себе как-то, у меня какое-то нехорошее предчувствие. Мне страшно. — Она тронула меня за рукав. — Пойдем потанцуем?
Танцевать с Мартой Льюис было одно удовольствие. Мы слились воедино. Ее тело стало частью меня — теплое, близкое, податливое, причем Марта, чтобы не испортить линию тонкого черного платья, предусмотрительно не надела под него никакого нижнего белья, что действовало на ее партнера по танцу опьяняюще. Она приблизила свои горячие губы к моему уху и прошептала:
— Когда мне страшно, я хочу оказаться в чьих-нибудь объятиях, я хочу чтобы меня любили. Это безумие, но это правда. Тебе не кажется это безумием? Обними меня, обними покрепче!
Я стал мечтать о том, что хорошо было бы забыть о Фрэнке Слотере, о трупе в его шикарной квартире, о двух тысячах долларов гонорара — как вдруг увидел входящего Хаббела Уэйна.
— А вот и босс! — сказал я.
— Пошел он…
— Где ты была сегодня днем, Марта?
— А что?
— Так, ничего, просто интересно.
— Спала.
— До которого часа?
— Часов до семи. Потом втиснулась в эти французские доспехи, наложила макияж и приехала сюда. Что за странные ты задаешь вопросы?
— Обычные вопросы.
— Ты останешься, Пит? Я бы этого хотела.
— Я не могу. Мне надо кое о чем порасспросить Уэйна — и я тут же уйду.
— Вернешься?
— Что-то не хочется сидеть тут и слушать ваши скрипочки.
— Я смогу уйти, если хочешь. Возвращайся, Пит!
Я поцеловал ее в мочку и сказал:
— Вернусь.
Наш танец окончился. Уэйн уже занял место за столиком и Марта повела меня к нему.
— Хочу предупредить тебя, Хаббел. Мистер Чемберс — частный сыщик.
— Слышал, — ответил Уэйн. — Я узнал фамилию.
Марта сжала мне руку и, прошептав: «Так не забудь!» — послала нам воздушный поцелуй и удалилась. Я сел рядом с Уэйном.
— Боюсь, у меня для вас печальная новость, мистер Уэйн, но я спешу и не могу разводить долгие разговоры.
— Тогда давайте коротко.
И я ему рассказал все с самого начала — с той минуты, как Гурелли ввалился ко мне домой. И выложив ему все со всеми подробностями, я сказал:
— Теперь ваша очередь.
— А вам что за дело?
— Я представляю интересы Фрэнка Слотера. Он мой клиент.
Когда я рассказал Уэйну про Кларка, он страшно побледнел. Но теперь к нему вернулся прежний цвет лица и апломб. Он розовел как новорожденный. Улыбнувшись, Уэйн сказал:
— А меня в клиенты не хотите взять?
— Боюсь, нет. Вы с ним конфликтующие стороны. Это не этично. Но вот что я вам скажу, мистер Уэйн. Я обычно работаю таким образом. Если вы будете играть со мной честно, и если вы не замешаны, я приложу все усилия, чтобы доказать вашу непричастность… Если же нет…
Его карие глаза быстро бегали по моему лицу.
— Хорошо, мистер Чемберс. Задавайте вопросы. Я буду отвечать.
— Отлично. Вы должны Фрэнку Слотеру двадцать пять тысяч долларов?
— Да.
— Вы не можете немного рассказать об этом долге?
— Тут нечего скрывать. Я вложил деньги в рисковое предприятие — один клуб в центре. В Гринвич-Виллидж. Немного отличается от этого. Клуб гомосеков — вот что там. Для меня это нечто вроде страховки, деловой страховки. Если одно тихое предприятие на окраине окажется под угрозой банкротства, с молотка пойдет этот клуб в Виллидж. Это вам понятно?
— Абсолютно.