Кровавый Дунай

Савушкин иронично улыбнулся.

— Но вы за него отдали большие деньги?

Инженер поджал губы.

— Я понимаю ваш сарказм. Но факт остаётся фактом — в июле тридцать девятого года я отдал за него без малого девять тысяч пенгё[13]. Тогда это были очень большие деньги!

Савушкин покачал головой.

— Никакого сарказма. Я абсолютно серьёзен. Более того — готов заплатить за вашу машину тысячу фунтов стерлингов — увы, не знаю, сколько это сейчас в пенгё…

Венгр оживился и, улыбнувшись, промолвил:

— Если у вас есть тысяча фунтов — мы сделаем по-другому. — И решительно бросил: — Едем!

— Куда, позвольте узнать?

— Вам нужно жильё и автомобиль. И у вас есть тысяча фунтов. Сейчас мы всё это совместим!

Савушкин кивнул.

— Раз так — поехали! — И. кивнув старшине, деликатно стоящему в десяти шагах, бросил: — Олег, передай лейтенанту — я отъеду на часок.

Костенко щёлкнул каблуками — это его умение всегда поражало Савушкина, где он этому научился? — и, козырнув, бросил:

— Есть, товарищ капитан!

Вместе с Гёзой Савушкин поднялся по пологому склону дамбы, насыпанной вдоль Дуная в обереженье наводнений — и оказался у аллеи, обсаженной изрядно одичавшими акациями. Метрах в десяти он увидел шикарный чёрный автомобиль — в сторону которого приглашающе махнул рукой Гёза. Однако, неплохо живут венгерские инженеры…

Ехали они недолго — минут семь, от силы; всё это время Савушкин не переставал удивляться обстановке по пути следования. Как будто и нет никакой войны — на улицах полно машин, магазины работают, рестораны и кафе заполнены народом, барышни элегантны до головокружения, и, главное — начищенная обувь! Савушкин поймал себя на мысли, что именно это и есть основной признак мирной жизни. Когда у людей есть время и желание чистить обувь, и они не боятся, что придется месить ею окопную грязь… Но вообще, конечно, всё, что твориться по ту сторону оконных стёкол — чистой воды сюрреализм.

— Гёза, поясните мне — почему будапештцы столь беззаботны?

Венгр пожал плечами.

— Язык.

— В каком смысле — язык? — Не понял Савушкин.

— В прямом. Венгерский язык не имеет родственных языков в Европе.

— И?

— И жители Будапешта вынуждены слушать только и исключительно государственное венгерское радио. Которое вещает им о том, что, хоть на фронте дела и не совсем идеальны — но враг остановлен на священных рубежах нашей Родины и пребывает в агонии. Плюс — отсутствие канонады…

— Я понял, — кивнул Савушкин, — венгры не могут слушать вражескую пропаганду — потому что просто её не понимают. Так?

— Совершенно верно. Не понимают, не хотят понимать и не верят, что их армию можно победить. Есть венгерская служба Би-Би-Си, они пытаются что-то донести — но увы… — Гёза замолчал, снизил скорость и, кивнув на какой-то особняк в глубине густо разросшегося сада — промолвил: — Ну вот мы и приехали… Это дом моего отца. Прошу вас, Алексей… — И Гёза, выйдя из машины, церемонно указал на калитку.

Когда они подошли к дому — венгр постучал в окно, причём весьма своеобразно, как будто выбивал морзянку. Услышав такую же морзянку в ответ — едва заметно улыбнулся и, кивнув на дверь, промолвил: — Нас ждут. Прошу!

Савушкин решил было, на всякий случай, достать «парабеллум» — но по зрелому размышлению решил этого не делать. Заранее запугать неведомого собеседника — хорошо и полезно, но не всегда. Да, ситуация непонятная, но вряд ли опасная — подождём, чем вся эта конспирация закончится…

В прихожей, обитой панелями из благородного тиса, их ждал пожилой — во всяком случае, сразу таковым Савушкину показавшийся из-за совершенно седой головы — мужчина в парчовом халате с атласными отворотами, под которым виднелась ослепительно белая батистовая сорочка с золотой запонкой вместо галстука, идеально выглаженные брюки и отполированные до слепящего блеска туфли. Однако, подумал Савушкин, это кого он так ждал при полном параде?

Инженер, церемонно поклонившись, промолвил:

— Знакомьтесь, Алексей, это Самуэли Шандор, мой однокурсник и до марта сего года — владелец «Фёльд эш ипари банк», что на русский переводится как «земельный и промышленный банк». — И, повернувшись к седому, уже по-венгерски произнёс: — Kérem, találkozzon, ő Alexey orosz tiszt, aki segít elhagyni Budapestet…[14]

Седой как-то уж больно активно схватил Савушкина за руку и затряс её — так, как будто жаждал оторвать её от бренного тела капитана. Гёза, увидев это, мягко остановил это рукотрясение и, улыбнувшись Савушкину, промолвил:

— С вашего позволения, мы с Шандором поговорим о наших делах. К сожалению, он совсем не знает русского, мы вынуждены будем вести разговор по-венгерски, но, смею вас уверить, абсолютно в ваших интересах… — Извиняющимся тоном произнёс инженер. И добавил: — Я сделаю вам кофе, и, кажется, в буфете ещё есть печенье.