Кровавые следы

Чтобы слышать друг друга сквозь шум окружающей стрельбы, мы не могли разговаривать с обычного расстояния. Нам приходилось держать свои носы в трех или четырёх дюймах друг от друга, как будто мы две кинозвезды. Во время разговора пуля пролетела сквозь наши слова, прямо между нашими лицами и срезала торчащую между нами веточку. Это было страшно и отрезвляюще.

Звук пули нельзя ни с чем перепутать. Когда они пролетают у вас над ухом, они иногда громко щёлкают, очень похоже на щелчок дешёвого кожаного кнута, который в детстве родители купили вам на родео, а затем отобрали за то, что вы хлестнули им свою сестрёнку. Это звук трудно забыть.

Лёжа на земле, Джилберт рылся в своём рюкзаке в поисках запасного ствола. Снять раскалившийся было несложно — достаточно повернуть рычаг и выдернуть ствол за холодные сошки. Пулемётным расчётам выдавали пару толстых асбестовых рукавиц для этой нечастой операции. Никто их не носил. Они были неудобными, и, по-видимому, были закуплены Департаментом обороны для удовлетворения избирателей с подачи какого-нибудь генерала, который последний раз менял ствол пятьдесят лет назад, если вообще когда-нибудь это делал. Я забросил светящийся ствол в траву, которая тут же начала тлеть. Как будто в тут минуту нам не хватало копоти на лицах.

Позади меня прогремела оглушительная очередь из М-16. С такого близкого расстояния она перепугала меня до усрачки. Лопес и лейтенант Андерсон открыли огонь, стоя не более чем в пяти метрах от нас. Лопес широко улыбнулся, увидев мой испуг, и прокричал: «Не бойся, я тебя не задену!»

Недалеко от Лопеса лежал один из раненных в начале боя. Виллис лежал на спине, с закрытыми глазами, неподвижно. Тёмно-красные пузыри лезли из дыры в верхней части его груди. Ещё один парень, Гленн, тот, у которого жена погибла в автокатастрофе прямо перед его отъездом во Вьетнам, лежал неподалёку от Виллиса. Суть его ранения была внешне непонятна, но он, казалось, был без сознания, если вообще не мёртв. Ещё немного поодаль лежал наиболее скверно выглядящий парень. Его накрыло «клаймором», который сорвал с него всю одежду. Обе его ноги были сломаны и изранены во многих местах. На груди у него виднелись порезы, и рука была явно сломана. Для белого парня он выглядел зеленоватым. Зрелище было тошнотворным. Пока Док Болдуин работал над ним, стараясь остановить кровотечение, пациент слабо корчился от боли, а затем потерял сознание, затем он снова пришёл в себя, и всё повторилось снова.

Пока Джилберт менял ствол, я выпускал магазин за магазином из своей М-16 очередями по два-три патрона. Из-за дыма видимость стала ещё хуже, чем была. Я палил по джунглям, не по отдельным целям или очертаниям. Пару раз мне показалось, что я заметил движение и выпустил туда очередь в пять или десять пуль.

Скоре пулемёт опять заработал на всю катушку. Скрючившись, я стоял на коленях лицом к Джилберту и подавал пятисотпатронную ленту, что я сцепил. Джилберт теперь стрелял помедленнее, чтобы поберечь новый ствол. Старый на самом деле не расплавился и не погнулся, что означало, что мы смогли бы использовать его дальше, когда он остынет.

Словно осьминог, что сжимается и исчезает в маленькой выемке или узкой расщелине на дне океана, я пытался сжаться и сделаться как можно меньше, надеясь исчезнуть из виду. Просто поразительно, насколько маленьким можно стать, когда по тебе стреляют, но достаточно маленьким никогда не станешь.

БАБАХ! Кусочек срикошетившей пули, ударившей в землю передо мной, отлетел, пробил мой ботинок и скрылся внутри моей ноги чуть ниже щиколотки. Он оставил маленькую ранку, которая почти не кровоточила, но очень здорово болела. Меня ранило в ногу. Боль была такой сильной, что у меня перехватило дыхание и на глазах выступили слёзы. Я застонал.

Всё время, начиная от просмотра военных фильмов и детских мечтаний до военного обучения в Джорджии и патрулей во Вьетнаме, я знал, что солдат иногда ранит или даже убивает. Всё это время я находился во власти дурацкого предположения, что хоть такое и случается, но пострадает всегда другой парень. Теперь другим парнем стал я. Это не сулило ничего хорошего.

Мой вопль «Джилберт, меня ранило!» прозвучал скорее от удивления, нежели из ожидания, что он сможет для меня что-то сделать. Конечно, он не мог услышать меня сквозь окружающую нас какофонию выстрелов и наклонился ко мне, чтобы я повторил свои слова. Как только он это сделал, срикошетившая пуля ударила его в грудь. Она не пробила кожу, но перебила ему дыхание. Он упал на землю, приземлившись лицом вниз. Я бросился на его место за пулемётом и продолжил вести огонь.