Читаем Кровавые следы полностью

— Медик, медик! Лейтенанта ранило! — закричал Лопес, прежде чем накрыть рану пухлым марлевым тампоном из набора первой помощи, которые мы все носили с собой. От волнения Лопес нарушил процедуру и использовал свой собственный бинт вместо бинта лейтенант, хотя нас учили так не делать. Всегда полагалось использовать бинт раненого для него самого, чтобы у всех оставались бинты. Затем, когда лейтенанта унесли, Лопес уже не смог бы воспользоваться бинтом лейтенанта, чтобы остановить кровь, если бы его самого подстрелили.

Лопес продолжал звать медика, потому что «лейтенанта ранило». Мне показалось, что он и вправду считал, что лейтенант был более ценным, чем я или любой из нас, так что любой медик поблизости должен был бросить того, над кем он работал и спешить на помощь лейтенанту. Меня это задевало. Я положил свою жёлтую дымовую шашку перед Лопесом и, словно ящерица, отполз на животе на несколько футов прочь, затем поднялся и отошёл, пригнувшись.

Вот это удача! По пути обратно на позицию и наткнулся на пулемёт, просто лежащий на земле без видимого владельца. Просто отлично. Теперь он стал моим. На самом деле, это было даже лучше, чем отлично, потому что стопатронная лента была продета в казённик, и на оружии не было видно крови.

Справа от меня, пока я двигался к линии, оказался Кордова. Он стоял, нагнувшись к какому-то солдату, с которым я не был знаком. В одной Кордова держал пистолет, в другой винтовку. Он жестикулировал вытянутыми руками, стараясь передать свою мысль второму джи-ай. Парень, к которому он обращался, выглядел так, как будто был не в себе. Он сидел, поджав под себя ноги. Его ягодицы лежали на пятках. Слёзы струились по его лицу, а из носа текли сопли. Вытирая сопли и слёзы, он размазывал по лицу грязь. Он совершенно расклеился и ревел, как ребёнок. Я не видел ни крови, ни явного ранения, ничего, что объяснило бы происходящее с ним. Возможно, он просто дошёл до предела и с ним случился нервный срыв. Не было времени изучать развитие событий, так что я выбросил эту сцену из списка вопросов и продолжил свой обратный путь, туда, откуда я вёл огонь перед тем, как меня подозвал Лопес.

Когда я вернулся на линию, ВК по-прежнему разносили территорию плотным автоматическим огнём. Смиттерс исчез. Я больше никогда его не видел. Мой самый постоянный компаньон в тот бою, пулемётчик 2-го взвода, как раз отправлялся за патронами и мы с ним встретились по пути, он шёл мне навстречу. Вскоре после этого моя единственная оставшаяся лента для М-60 была отстреляна, и я вернулся к стрельбе из М-16. Через минуту или две пулемётчик 2-го взвода вернулся, шагая в полный рост, как будто он был Суперменом или просто пуленепробиваемым.

— Вот, бери, — сказал он, сбросив возле меня четыре стопатронные ленты и унося ещё как минимум столько же для себя.

Внезапно у меня в голове зажглась стоваттная лампочка. Почему я не бросаю по врагу гранаты? Четыре штуки висело у меня на поясе и ещё пять лежало в рюкзаке. Я чувствовал себя, как Исаак Ньютон после того, как яблоко упало ему на голову. Мысль была такой простой и великолепной, и я не мог понять, почему она не озарила меня раньше. Мне также пришло в голову, что с начала боя я не видел ни одного парня с гранатомётом. По-видимому, это было просто проявление тумана войны, когда все гранатомётчики нашего взвода оказались не там, где надо, где-то в другом месте.

Первая брошенная граната заставила меня понервничать. Я волновался, что могу случайно выронить её, или она отскочит от нависающих над головой веток деревьев. К тому же меня тревожило, что мне просто не удастся зашвырнуть гранату достаточно далеко. Беспокойство оказалось напрасным. Когда чека была выдернута, адреналин подскочил просто от страха, и малышка вылетела из моей руки, как подача Джонни Унитаса91. Взрыв меня успокоил, при удачном раскладе он даст результат. Остальные восемь гранат быстро последовали за первой, я мысленно разделил территорию на сектора и раскидал по ним гранаты, чтобы разделить ущерб на всех, кто там был.

Эффект оказался ощутимым. Хотя вражеский огонь и продолжался, но он убавился, и, казалось, отдалился. Рано было расслабляться, но уже можно было перевести дыхание. Затем кто-то позади меня тоже начал кидать гранаты. Работая М-60, я увидел, как одна из них проплыла у меня над головой и вправо, где взорвалась. Когда я повернулся посмотреть, кто это, я увидел, как над головой летит вторая. Смотреть, как гранаты пролетают над твоей головой, весьма неприятно. Я благодарен за то, что их было всего две, и у меня от их вида не развился нервный тик или ещё какое-нибудь заикание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии