Кровавые девы

Пол подвала был ледяным, словно на нем оставили след все те зимы, что год за годом задерживались в этих промерзших темных стенах. Потрепанная куртка почти не грела, и Эшер то и дело просыпался, дрожа от холода. Он понимал, что каждый час без сна отнимает у него силы, которые понадобятся ему через два дня, когда они с Якобой доберутся до Берлина — если, конечно, он не ошибся в расчетах. Поразмыслив над тем, как именно она собирается следить за ним днем, он решил, что ему придется перемещаться очень быстро, иначе его ждет смерть.

Шарлоттенштрассе. Скорее всего, речь шла об одном из тех очаровательных кирпичных особняков между Берлином и Потсдамом, которые возводили для себя помещики, чтобы было где остановиться во время наездов в город, будь то ради вечера в опере или для заключения брака между отпрысками благородных семейств: земельная аристократия, правившая страной в обход Рейхстага, воины, чьи души принадлежали армии.

Солдаты, с нетерпением ожидающие начала войны, в которой они рассчитывали с блеском победить. Не желающие задумываться над тем, во что превратится послевоенный мир.

Страной управляли именно они, эти землевладельцы, которые единственно достойным для себя занятием полагали военную службу. Как французы, которые считали, что дамам надлежит сходить с тротуара, дабы уступить дорогу блестящим расфранченным офицерам. Само собой, они даже вообразить не могли тот мир, в котором война станет настолько разрушительной и жестокой, что от нее придется отказаться. Больше мужества — вот был их ответ, интуитивно понятный любому чистокровному немцу.

Эшер понятия не имел, что станет делать, когда наконец доберется до дома полковника Брюльсбуттеля. Но чем бы все ни закончилось — а он почти не сомневался в том, что полковника придется убить, если только этого уже не сделал Исидро, — ему придется поторопиться, чтобы убраться из Берлина на дневном поезде.

* * *

Лидия прошептала:

— Не трогайте их.

Даже едва заметное покачивание автомобиля мадам Эренберг вызывало у нее такое головокружение, что она всерьез опасалась лишиться сознания.

Петронилла Эренберг приподняла изящно очерченную бровь:

— Дитя мое, никто не собирается причинять им вред. Доктор Тайсс будет оберегать их, как своих собственных детей, пока Тексель не вернется с гробами и повозкой. Слава богу, у него при себе медицинский чемоданчик, так что слуги будут мирно спать, — она искоса посмотрела на Лидию; в зеленых глазах отразился бледный свет раннего утра. — Что произошло? И как вы, фрау Эшер, свели знакомство не только с вампиром, который выглядит вполне зрелым — кто он, кстати? — но и с одной из моих невинных пташек?

Лидия решила, что лучше будет откинуть голову на спинку сиденья, обтянутую искусно уложенным в складки плюшем, — по крайней мере, ей не пришлось вспоминать, как выглядит и проявляется головная боль.

— Не трогайте их, — снова пробормотала она.

Машина повернула, Лидия покачнулась на сиденье и тут же ощутила, как накатывает тошнота. Из-за корсета рвота превращалась в сущую пытку, но она все равно не смогла сдержать позывы. Наградой ей стало несколько сильных пощечин, но мадам Эренберг наконец прекратила задавать вопросы, поверив, что Лидия слишком слаба и плохо соображает, — что сейчас, после нанесенных с нечеловеческой силой затрещин, было не так уж далеко от истины. Лидия смутно помнила, как автомобиль свернул к монастырю святого Иова и как шофер, замкнув ворота, перенес ее в часовню, пристроенную к главной церкви.

Когда ее разбудили, рядом сидел доктор Тайсс. Сквозь единственное арочное окно почти отвесно падал бледный солнечный свет. Его лучи освещали мадам Эренберг, придавая дополнительный блеск ее наряду, в котором сочеталось несколько оттенков розового. Женщина нетерпеливо наблюдала за тем, как Тайсс при помощи поблескивающего зеркальца изучает глаза Лидии и осторожно ощупывает ей шею и затылок.

— Сколько пальцев? — спросил он. Пальцев было два. Видела она их нечетко, поскольку очки так и остались во флигеле, но их точно было два.

Лидия заморгала и прищурилась, — интересно, обмануть врача будет так же просто, как и тетушку Фэйт? — потом промямлила:

— Три? Нет…

Она неловко потянулась к пальцам, намеренно промахнувшись. Голова по-прежнему болела так, словно в ней торчал забытый топор, простая попытка ухватить Тайсса за руку вызвала дурноту, и Лидия с жалобным стоном снова откинулась на подушку (которая, судя по всему, когда-то принадлежала одному из монахов). Из-за спины врача на нее взирал сонм покрытых плесенью византийских святых, и на мгновение ей показалось, что сейчас они хором уличат ее в обмане.

— Позовите Джейми, — шепнула она, собираясь заплакать. Ей почти не пришлось притворяться, настолько несчастной она себя чувствовала. Слезы полились из глаз без особых усилий с ее стороны.

— Дайте ей что-нибудь, — отрывисто бросила Петронилла Эренберг. — Я хочу знать, кто такой этот вампир и что он здесь делает.