Откуда-то Лидия знала, что старую женщину зовут Катериной и что в молодости она была очень красива. Как и уличные торговцы в Лондоне и Оксфорде, Катерина каждый день ходила по одному и тому же маршруту: вверх по Сампсониевскому, потом вдоль Путиловской железнодорожной ветки, чтобы вернуться домой по берегу канала. Другие разносчики, с нагруженными старыми башмаками тележками или лотками горячих пирожков, приветствовали ее:
— Здравствуй, бабуля.
У нее было четверо сыновей, двое служили в царской армии, двое других погибли во время несчастного случая на Адмиралтейских верфях, но их вдовы (и дети, ее внуки) окликали ее из дверей бараков, в которых они жили. Одна из ее дочерей принесла ей немного хлеба.
Но в этот день (а сейчас было утро, Лидия видела сказочное золотое сияние длинного северного рассвета, а не сгущающиеся вечерние сумерки) Катерина прошла вдоль путей мимо зданий сталелитейного завода, серой рыбкой проскользнула между толкающимися группками людей, уныло тянувшихся к воротам, за которыми их ждала тяжелая работа. Перед ней в окружении деревянных лачуг показались стены старого монастыря, угольно-черные и мрачные. Откуда-то старуха знала, что ей надо обойти монастырь по тропинке, проложенной вдоль старого Путиловского канала; и с той стороны, где заканчивалась стена и начинался пустырь, на который выходили разбитые окна старой часовни, она заметила среди молодых побегов травы какое-то белое пятнышко и разливающийся над ним бледно-золотистый свет.
Катерина перекрестилась и поцеловала костяшки пальцев — на удачу. Обитель святого Иова служила пристанищем для нечистой силы. Однажды Тоня, подруга ее дочери, видела, как что-то странное бесшумно пронеслось над развалинами монастырского хлева…
Но над клочком бумаги стоял ангел, его тонкое покрытое шрамами лицо напоминало череп, а длинные бесцветные волосы паутиной стелились по ветру.
«Женщина, Господь хочет, чтобы ты отправила телеграмму», — сказал ей ангел.
Катерина снова перекрестилась: «Видит Бог, я не умею ни читать, не писать. Я всего лишь бедная старуха…»
«Поэтому Господь и выбрал тебя из многих, — ответил ангел. — Возьми и повинуйся воле Его».
Длинным тонким пальцем он указал на лежащую на земле бумагу. Ноготь у него был длинным, как коготь, и блестел, как гладкое стекло.
«Он вознаградит тебя, ибо услышал Он твои молитвы, и так дарует Он тебе свое благоволение».
Ангел улыбнулся, и была его улыбка подобна весеннему солнцу после долгих холодов — стоило человеку увидеть эту улыбку, и он готов был повиноваться ангелу, и даже следовать за ним в темный ночной переулок, веря, что беда не коснется его.
Прихрамывая и опираясь на увешанный платками шест, Катерина подошла поближе; облаченный в сияющие одежды ангел отступил, словно скользя по воздуху. Она увидела, что на бумажке и в самом деле что-то написано — несколько строчек непонятных знаков (это немецкий, подумала Лидия, почему мне снится телеграмма на немецком?) — и что сам листок свернут трубочкой и вставлен в покрытое сажей золотое кольцо с потрескавшейся от жара жемчужиной.
— Где он?
Пробуждение было похоже на падение с высоты, внезапное и болезненное. Чьи-то руки с силой схватили ее за плечи и рывком подняли с подушки; при этом голову пронзила такая боль, что Лидия, не сдержавшись, закричала, а руки продолжали трясти ее, как трясет куклу слабоумный ребенок.
— Мадам, хватит!
Через открытую дверь часовни в комнату упал свет лампы, и там, где он скользнул по стенам, хмурые святые словно зашевелились, в смятении всплескивая руками. Ночное небо за серебряной решеткой окна было не черным, а темно-синим.
Петронилла ударила ее, вложив в затрещину всю свою злобу, потом снова тряхнула, не давая придти в себя.
— Потаскушка! Рыжая шлюха! Где…
— Мадам! — Тайсс схватил вампиршу за запястье.
Петронилла швырнула Лидию на пол и развернулась к врачу со стремительностью бешеного зверя.
— Ты ей помог! — ее голос сорвался в визг, в котором отчетливо звучали нотки безумия. Золотистые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, в глазах отражался свет лампы — так он отразился бы в глазах крысы. — Ты вернулся, открыл замок… Надеялся, что она придет к тебе!
— Дорогая…
Тайсс попятился к залитому светом дверному проему; Лидия видела, что он слегка пригнулся и напрягся, готовясь уклоняться или бежать…
Он что, В САМОМ ДЕЛЕ считает, что может опередить вампира?
Лидия отстраненно подумала, что доктору Тайссу следовало бы носить на шее и запястьях серебряные цепочки. Когда с тобой под одной крышей оказывается столько вампиров, пусть даже и не пробовавших человеческой крови, такая мера представляется вполне разумной. Надо будет сказать ему об этом, если, конечно, она останется в живых.
— Не смей говорить о любви! — слова ощущались как плевок. — Я видела, как ты пялился на эту тощую рыжую сучку! И на Женю, эту уличную девку!
— Ты же знаешь, что это неправда.
Он говорил совершенно спокойно. Лидия не понимала, как он может противостоять вампирше… разве что он и в самом деле любит ее.
Самой себе она сейчас казалась стеблем травы, плывущим по кровавому озеру боли.