Кровавые девы

Откуда-то Лидия знала, что старую женщину зовут Катериной и что в молодости она была очень красива. Как и уличные торговцы в Лондоне и Оксфорде, Катерина каждый день ходила по одному и тому же маршруту: вверх по Сампсониевскому, потом вдоль Путиловской железнодорожной ветки, чтобы вернуться домой по берегу канала. Другие разносчики, с нагруженными старыми башмаками тележками или лотками горячих пирожков, приветствовали ее:

— Здравствуй, бабуля.

У нее было четверо сыновей, двое служили в царской армии, двое других погибли во время несчастного случая на Адмиралтейских верфях, но их вдовы (и дети, ее внуки) окликали ее из дверей бараков, в которых они жили. Одна из ее дочерей принесла ей немного хлеба.

Но в этот день (а сейчас было утро, Лидия видела сказочное золотое сияние длинного северного рассвета, а не сгущающиеся вечерние сумерки) Катерина прошла вдоль путей мимо зданий сталелитейного завода, серой рыбкой проскользнула между толкающимися группками людей, уныло тянувшихся к воротам, за которыми их ждала тяжелая работа. Перед ней в окружении деревянных лачуг показались стены старого монастыря, угольно-черные и мрачные. Откуда-то старуха знала, что ей надо обойти монастырь по тропинке, проложенной вдоль старого Путиловского канала; и с той стороны, где заканчивалась стена и начинался пустырь, на который выходили разбитые окна старой часовни, она заметила среди молодых побегов травы какое-то белое пятнышко и разливающийся над ним бледно-золотистый свет.

Катерина перекрестилась и поцеловала костяшки пальцев — на удачу. Обитель святого Иова служила пристанищем для нечистой силы. Однажды Тоня, подруга ее дочери, видела, как что-то странное бесшумно пронеслось над развалинами монастырского хлева…

Но над клочком бумаги стоял ангел, его тонкое покрытое шрамами лицо напоминало череп, а длинные бесцветные волосы паутиной стелились по ветру.

«Женщина, Господь хочет, чтобы ты отправила телеграмму», — сказал ей ангел.

Катерина снова перекрестилась: «Видит Бог, я не умею ни читать, не писать. Я всего лишь бедная старуха…»

«Поэтому Господь и выбрал тебя из многих, — ответил ангел. — Возьми и повинуйся воле Его».

Длинным тонким пальцем он указал на лежащую на земле бумагу. Ноготь у него был длинным, как коготь, и блестел, как гладкое стекло.

«Он вознаградит тебя, ибо услышал Он твои молитвы, и так дарует Он тебе свое благоволение».

Ангел улыбнулся, и была его улыбка подобна весеннему солнцу после долгих холодов — стоило человеку увидеть эту улыбку, и он готов был повиноваться ангелу, и даже следовать за ним в темный ночной переулок, веря, что беда не коснется его.

Прихрамывая и опираясь на увешанный платками шест, Катерина подошла поближе; облаченный в сияющие одежды ангел отступил, словно скользя по воздуху. Она увидела, что на бумажке и в самом деле что-то написано — несколько строчек непонятных знаков (это немецкий, подумала Лидия, почему мне снится телеграмма на немецком?) — и что сам листок свернут трубочкой и вставлен в покрытое сажей золотое кольцо с потрескавшейся от жара жемчужиной.

— Где он?

Пробуждение было похоже на падение с высоты, внезапное и болезненное. Чьи-то руки с силой схватили ее за плечи и рывком подняли с подушки; при этом голову пронзила такая боль, что Лидия, не сдержавшись, закричала, а руки продолжали трясти ее, как трясет куклу слабоумный ребенок.

— Мадам, хватит!

Через открытую дверь часовни в комнату упал свет лампы, и там, где он скользнул по стенам, хмурые святые словно зашевелились, в смятении всплескивая руками. Ночное небо за серебряной решеткой окна было не черным, а темно-синим.

Петронилла ударила ее, вложив в затрещину всю свою злобу, потом снова тряхнула, не давая придти в себя.

— Потаскушка! Рыжая шлюха! Где…

— Мадам! — Тайсс схватил вампиршу за запястье.

Петронилла швырнула Лидию на пол и развернулась к врачу со стремительностью бешеного зверя.

— Ты ей помог! — ее голос сорвался в визг, в котором отчетливо звучали нотки безумия. Золотистые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, в глазах отражался свет лампы — так он отразился бы в глазах крысы. — Ты вернулся, открыл замок… Надеялся, что она придет к тебе!

— Дорогая…

Тайсс попятился к залитому светом дверному проему; Лидия видела, что он слегка пригнулся и напрягся, готовясь уклоняться или бежать…

Он что, В САМОМ ДЕЛЕ считает, что может опередить вампира?

Лидия отстраненно подумала, что доктору Тайссу следовало бы носить на шее и запястьях серебряные цепочки. Когда с тобой под одной крышей оказывается столько вампиров, пусть даже и не пробовавших человеческой крови, такая мера представляется вполне разумной. Надо будет сказать ему об этом, если, конечно, она останется в живых.

— Не смей говорить о любви! — слова ощущались как плевок. — Я видела, как ты пялился на эту тощую рыжую сучку! И на Женю, эту уличную девку!

— Ты же знаешь, что это неправда.

Он говорил совершенно спокойно. Лидия не понимала, как он может противостоять вампирше… разве что он и в самом деле любит ее.

Самой себе она сейчас казалась стеблем травы, плывущим по кровавому озеру боли.