Кровавые берега

Дабы не сеять среди подданных тревогу и отчаяние, Владычица наверняка засекретила до поры до времени информацию о Новом Жерле. Но команданте о нем положено знать по статусу. Как человек слова, дон не станет выдавать этот секрет каждому встречному и поперечному, даже когда хранить его больше не имело смысла. Однако я для команданте теперь не абы кто, а человек, перед которым он не сдержал клятву. И эта мысль мучит кабальеро, явно не желающего идти на эшафот с тяжким камнем на сердце. Вот почему он старается хоть немного искупить свою вину, посвящая меня в тайны, которые, возможно, помогут мне в дальнейшем. А не помогут, так хотя бы позволят узнать, какая судьба уготована моим товарищам и экипажу танкера «Геолог Ларин».

«Я полностью изолирован, – говорилось в заключительной части письма сеньора Балтазара. – Связей с внешним миром нет. Что стало с compañeros, не знаю. Ничем вам помочь не могу. Вы мне – тоже. Забудьте обо мне. Найдете способ бежать – бегите, не тратьте время и силы на то, чтобы меня вытащить. Встретите на свободе кабальеро, придумаете, что сказать им от моего имени. Я в вас верю, шкипер, и буду молиться за вас до самой своей смерти. Покорно извините, что все так вышло. Ваш друг д. Б. Р-и-О…»

М-да, хорошего мало. Столько стараний, а практической пользы ни на грош. Человек, который однажды приговорил меня к смерти, сегодня величает меня другом и обещает молиться за мой успех, но что проку от его молитв? В предстоящей нам с северянами вскорости битве в Кровавом кратере мы будем уповать не на молитвы, а на собственное мастерство, стойкость и силу духа. Лишь они помогут нам пережить этот судьбоносный день. Вот только есть ли смысл возвращаться с арены обратно в тюрьму, ведь пройти через сорок битв, чтобы обрести свободу законным путем, мне и близко не светит…

Глава 12

…Молчавшие доселе трибуны снова взревели, да так оглушительно, как, наверное, они сегодня еще не неистовствовали. Не отстали от них и северяне, почти полминуты простоявшие, затаив дыхание, пока сброшенный на арену контейнер не открылся. И когда это случилось, мы узрели наконец-то нашего противника во всей его красе и мощи.

Змей-колосс! Воистину, никто в Кровавом кратере, кроме меня, не был сейчас разочарован: ни зрители, ни Тунгахоп со своим сквадом. Выход на арену настоящего дракона, пусть и бескрылого, поневоле превращал эту битву в легендарную. И лишь я – человек, который погряз в легендах настолько, что меня давно от них тошнило, – едва не завыл от смертельной тоски. А если бы и завыл, что толку? Все равно в таком ураганном гвалте мой голос потонул бы бесследно.

Я не раз сталкивался со змеями-колоссами в хамаде. Эти подслеповатые, но чуткие на слух твари набрасывались на бронекат, принимая громыханье его колес за топот стада рогачей или антилоп. Однако высокие борта, вращающиеся колеса и палубные орудия являлись хорошей защитой от этой внезапной угрозы. Змей был опасен только тогда, когда нам приходилось стоять на месте, но и в этом случае мы запирались в бронированном трюме, куда гиганту было не прорваться. Он мог лишь вползти на палубу и своротить, извиваясь, какой-нибудь механизм, после чего, поняв, что ловить тут нечего, уползал обратно несолоно хлебавши.

Но это в хамаде, где нас никто не заставлял вступать с колоссом в битву! И где я командовал полноценным бронекатом, а не этой смешной дребезжащей крохотулькой! А в довершение к моим бедам змеюку нам подбросили не обычную, а, можно сказать, отборную. В дикой природе такие монстры редко вырастают длиннее двадцати метров и тяжелее трех тонн. Этот экземпляр был явно выращен в неволе из найденного в хамаде яйца и никогда не жил впроголодь. Оттого и вымахал в полтора раза длиннее обычного, а весу набрал тонн пять, не меньше.

Настоящий голод наш враг познал лишь недавно – где-то за полмесяца до турнира, – когда его нарочно перестали кормить и начали дразнить, периодически швыряя в него камни. И вот, сбросив лишнее сало и накопив вместо него уйму нерастраченной ярости, чешуйчатый исполин вырвался из своей тюрьмы и сразу же учуял неподалеку громкие звуки и запах пищи. А также разглядел мутными глазками источник пропитания и, истекая голодной слюной, устремился в том направлении.

Ползал этот перекормыш не хуже своих поджарых вольных собратьев. Глядеть на то, с какой изящностью извивается многотонная туша, и получать от этого удовольствие можно было бы лишь с борта мчащегося на полном ходу «Гольфстрима». «Недотрога» же, что стоящая, что движущаяся, была одинаково уязвима для змея-колосса, даже столкнись мы с тварью втрое мельче, чем эта.