– Сестра Глории подтвердила, что серьга была с замочком и вывалиться не могла. А если бы и вывалилась, фельдшеры непременно обнаружили бы ее на носилках, или в машине «скорой помощи», или в приемном покое. Однако крестик как испарился. Джей, он забрал его. Убийца. Да и замочек мог расстегнуться только в магазине, от прямого попадания в голову. Ведь этот мерзавец стрелял в упор. Только серьгу на месте преступления не нашли. Ее унес убийца.
– Ладно, допустим, он ее унес. Я пока не утверждаю, но допустим. И что с того?
– Неужели не понимаешь? Это в корне меняет дело. Речь уже не о банальном ограблении, а Глория – отнюдь не случайная жертва, оказавшаяся не в том месте не в то время. Она изначально была его мишенью. Добычей.
– Да перестань! Терри, тебе повсюду мерещатся серийные убийцы.
– Ничего мне не мерещится, так оно и есть. Только вы – точнее, мы – на первых порах все проморгали.
Покачав головой, Джей перебралась в противоположный угол комнаты и оттуда посмотрела на Маккалеба.
– Хорошо, обоснуй свою версию. Лично я доказательств в ее пользу пока не наблюдаю. Мне, конечно, доставит огромное удовольствие посадить этих придурков из управления полиции в лужу, но на основании чего?
– Начнем с серьги. Ты знаешь, я беседовал с сестрой погибшей. Она уверяет, что Глори не расставалась с крестиком. Другие украшения периодически меняла, чередовала, но только не крестик. Его она носила каждый день. Религиозный подтекст тут очевиден, но для простоты назовем его талисманом. Следишь за моей мыслью?
– Слежу.
– Теперь предположим, что серьгу забрал убийца. Ни в клинике, ни в машине «скорой помощи» ее не нашли. Значит, предположение не лишено смысла, согласись?
Маккалеб испытующе глянул на Джей, и та нехотя кивнула.
– Отсюда возникает два закономерных вопроса: когда и зачем? Ответ на первый напрашивается сам собой. Вспомни запись. Убийца стреляет, подхватывает тело Глории, кладет его на пол – так, чтобы оно не попадало в поле зрения камеры, – и спокойно снимает серьгу.
– Ты забываешь одну деталь.
– Какую?
– Добрый Самаритянин. Он забинтовал Глории голову, а в процессе мог умыкнуть крестик.
– Такой вариант тоже присутствует. Но я ставлю на убийцу. Добрый Самаритянин – фигура второстепенная. Зачем ему красть серьгу?
– Не знаю. А зачем она понадобилась убийце?
– Вот мы и добрались до второго вопроса. Не забывай, речь идет не просто о серьге, а серьге в форме крестика. Религиозный символ, оберег, талисман. Глория не расставалась с ним ни на секунду. Он был частью ее, фирменным, если можно так выразиться, знаком, что придавало ему особую, хоть и не материальную, ценность.
Маккалеб выдержал паузу. Джей получила расклад. Ей оставалось привести факты к единому знаменателю. Процесс слегка застопорился, однако Маккалеб не сомневался в профессионализме коллеги. Она справится. В крайнем случае он направит ее мысли в нужное русло.
– Доподлинно знать, как Глория дорожит крестиком, мог кто-то из близких. Коллег. Или тот, кто пристально следил за ней неделями, месяцами.
– Например, маньяк?
Маккалеб кивнул.
– На первых порах он собирает информацию. Наблюдает. Изучает привычки, разрабатывает план. А попутно присматривает себе какой-нибудь сувенир. В память о жертве.
– Серьгу, – подсказала Джей.
Снова кивок. Уинстон принялась расхаживать по комнате, не глядя на Маккалеба.
– В голове не укладывается. Давай переберемся туда, где можно сесть и все хорошенько обдумать.
Не дожидаясь ответа, она направилась к двери. Маккалеб торопливо вытащил из видика кассету и поспешил следом. Джей привела его в конференц-зал – тот самый, где его принимали в первый визит. В помещении не было ни души, зато пахло как в «Макдоналдсе». Покрутив носом, Уинстон извлекла из-под стола источавшую миазмы урну и выставила ее в коридор.
– Вообще-то, здесь конференц-зал, а не столовая. – Джей закрыла дверь и плюхнулась на стул.
Маккалеб уселся напротив.
– Ладно, а как быть с моим потерпевшим? Джеймс Корделл совершенно не укладывается в схему. Во-первых, он мужчина. Во-вторых, отсутствует сексуальный мотив. Девушку не насиловали.
– Секс здесь абсолютно ни при чем, – поспешно заверил Маккалеб, заранее предвидевший такой вопрос. Всю дорогу от пристани он только и делал, что обдумывал потенциальные вопросы и ответы на них. – Если я прав, оба преступления совершены ради ощущения власти. Иными словами, он убивает, потому что уверен в своей безнаказанности. Это его возбуждает. Возможность поглумиться над правоохранительными органами, шокировать общество. Он перекидывает свои проблемы – с работой ли, самооценкой, женщинами в целом или мамочкой в частности – на полицию, следователей. Измывается над ними, попутно повышая свою самооценку. Да и сексуальный мотив нельзя сбрасывать со счетов, несмотря на отсутствие насилия как такового. Помнишь Шифровщика? А Берковица[4] по прозвищу Сын Сэма?
– Такое разве забудешь.