Кровь как лимонад

– Валера горючку обещал поднести на днях… Позавчера… Или… Не, не помню, – паузы между быстро произносимыми Жирафом словами были похожи на пузыри воздуха, поднимающиеся с глубины к поверхности воды. – Не принес… Да хватит уже капать! – он резко дернулся в сторону раковины, заваленной по большей части стеклянными банками и одноразовой посудой и яростно принялся крутить барашки совершенно сухого крана.

– Ты вчера вечером с корешем бензин сливал в соседнем дворе. Уже темно было.

– А? – уставился Жираф на Марка. – Где девку с черным грохнули? Да.

– Кого-нибудь видели?

– Кого? – непонимающе смотрел нокс.

– Кто мог убить, – терпеливо сказал Новопашин. – Кто-нибудь входил–выходил из подъезда?

Жираф поднял руку и на излете показал на Марка пальцем, чуть-чуть не коснувшись его.

– Выходил, – сказал он.

– Кто?

– Не знаю кто, не разглядел. Я с бензобаком возился. А Жесткий, наверное, видел. Он на стреме был.

– Где Жесткий? – спросил Марк.

– Тут, в комнате. Гнет его во всю…

– Покажи.

– Да вот же комната, она одна тут, – пробормотал Жираф, протискиваясь мимо Марка.

Тот проследовал за ним. Поворачиваться спиной к винтовому – нет, уж лучше вы к нам.

Жираф открыл дверь в комнату как дверцу холодильника, наполненного испорченным мясом – гнилой запах ударил Марку в нос. Его замутило. Он зажал нос рукой и, стараясь дышать ртом, вошел в комнатку следом за хозяином. Продавленный диван, шкаф, ковер на стене, какой-то стул, голый линолеум на полу и энергосберегающая лампа без абажура у потолка. Занавесок нет, окна заклеены черными мусорными мешками, порванными в некоторых местах. Комната наполнена мертвящим светом как аквариум – водой. Везде раскидан хлам, полиэтиленовые пакеты, кружки, какое-то тряпье, в углу – скомканный продранный спальный мешок. И осязаемая, давящая вонь. На диване – воткнувшийся подбородком себе в грудь человек в одних трусах и футболке с Микки Маусом. Дикий как на социальной рекламе контраст – улыбающаяся мышь на покрытой бурыми пятнами ткани, сочащиеся гноем раны на руках человека в футболке и его опухшая и почерневшая, будто сгоревшая утка по-пекински, правая ступня.

Человек со стоном поднял лицо – рано состарившееся и опухшее.

– Сварил, Жираф? – не обращая внимания на Марка, спросил он у варщика.

– Нет, – ответил тот. – Не из чего. Белка еще не вернулся с драгстора.

– Бля-а-а, болит все, – скривился Жесткий. – Хоть бы вмазаться…

Не глядя, он нашарил рулон туалетной бумаги, лежавший рядом с ним, потянул и оторвал кусок. Дрожащей неверной рукой провел по своим язвам, то ли размазывая, то ли вытирая гной цвета портера. Бросил использованный клочок бумаги к другим, снегом засыпавшим пол вокруг него; потянулся, чтобы оторвать новый. Не удержал рулон, который упал на пол и, разматываясь, закатился под диван.

– С-с-су-у-ука, – проскулил Жесткий.

Переставил больную ногу, чтобы подняться с дивана, и Марк ощутил новую одуряющую волну вони от гангренозной плоти. Жесткий опустился на колени, в блямбу старой засохшей рвоты, шаря под диваном. Толстые мусоропроводы исколотых вен под его коленями покрывали глубокие алые язвы. В одном месте внутри раны с разошедшимися краями Марк увидел что-то белое. Кость?

– Может, тебе йодом ногу помазать? – озабоченно предложил Жираф. – Сейчас Белка притащит из драгстора[27].

– Пройдет, наверное… Еще "бешеного" сварить не хватит… Ляпнуться надо, Жира, а то… Блядь, коней сейчас двину…

Черные пальцы на зараженной ноге Жесткого подогнулись, хрустнули. Марку показалось, что еще чуть-чуть – и отвалятся, останутся лежать на полу маленькими угольками. Он отвернулся и сказал Жирафу:

– Спроси у него про того, кого он видел у подъезда. Я подожду на кухне.

Он поспешно вышел, прикрыв за собой дверь, и шумно вдохнул. Не помогло, все еще тошнило. Нашел, как включается свет в туалете. Приблизился к унитазу и увидел, что он засорен; в воде плавала коричнево-серая взвесь, на поверхности, как бревна в реке – колбаски дерьма. Закрыв глаза, Марк ощутил рвотный спазм, и его стало тошнить так, что еще чуть-чуть – и желудок вывалились наружу. Когда все, что могло из него выйти, вышло, он вытер губы и выскочил из туалета. Новая диета: кружка чая, "полка" кокаина и дважды в день проблеваться.

В коридоре столкнулся с Жирафом.

– Э-э-эй! А я решил, ты ушел.

– Ну что?

– Как думаешь, может, вызвать Жесткому врача?

– Да, и поскорей, пока он не крякнул.

Жираф заулыбался жуткой улыбкой, в которой не хватало половины зубов:

– Чтобы Жесткий скопытился? Ты что, он живучий… Помнишь, он одно время винтился вместе с тусовкой Гоги? Они же все там – кто абвгдейку[28]поднял, кто кинулся, у одного колпак потек, сел у зеркала и всю ночь прыщи пассатижами давил, а Жесткому хоть бы что, все еще ползает, молодчик!

– Он что-то сказал про человека из подъезда?

– Да. Говорит, это душман был.

– Душман?

– Черножопый. Вышел из дома, поозирался немного, сел в тачку, повозился в ней чего-то, потом уехал.

– А что за машина?

– Говорит, здоровая такая. Джип или… Этот, как его…

– Кроссовер?

Жираф пожал плечами.

– Наверное.

– Это все?