Кровь ацтека. Тропой Предков

Целитель прибыл сюда, чтобы продемонстрировать своё искусство, свои умения врачевателя и свою магию, я же выступал в качестве его помощника. Если дела шли ни шатко ни валко и толпу привлечь не удавалось, я порой изображал больного и громко жаловался на боль и шум в голове. Когда собиралось достаточно народу, Целитель бормотал заклинания и вытаскивал у меня из уха змею. Стоило людям увидеть чудесное исцеление, как обычно в толпе находились те, кто был готов заплатить и за своё лечение.

Однако Целитель не брался врачевать всех подряд. Он имел дело лишь с теми больными, которым действительно мог помочь. И никогда не требовал платы, если пациенту нечем было заплатить. Это было очень благородно, но, увы, благородство не пополняло наши карманы. Вообще-то все пациенты Целителя были индейцами, а у индейцев редко что бренчит в кармане, кроме медных монет. Чаще всего с нами расплачивались какао-бобами или мешочком маиса.

Как у римского бога Януса, у Целителя было два лица. Змеи, конечно, были трюком, а вот лечил он по-настоящему.

Я по-прежнему был гибок и проворен и тайком, чтобы не утратить навык, упражнялся в изгибании суставов, хотя теперь уже больше не выступал на публике и не выпрашивал милостыню, изображая калеку. Это было слишком опасно, потому что Рамон, тот человек, который убил отца Антонио, мог знать об этом моём умении. Однако вышло так, что однажды я нечаянно выдал эту свою способность.

Дело шло живее всего, если Целителю удавалось расположиться на возвышении, а тут нам как раз подвернулся каменистый холм высотой футов в пять. Правда, вся его вершина густо заросла сорняками, но я мигом выполол их, расчистив Целителю площадку для представления.

И вот, когда публика собралась полюбоваться извлечением змеи из уха, нервничавший больной случайно пнул лежавшую рядом трубку Целителя, и она полетела вниз по заросшему, оплетённому лианами склону. Чтобы достать её, я скользнул в густые заросли, проползая между лианами, как змея. Вернувшись на вершину, я заметил, что на меня уставился какой-то человек, испанец. Причём, судя по одежде, не простой торговец или управляющий с гасиенды, но кабальеро. Правда, наряд его был не из тех, в каких идальго щеголяют по улицам, а более суровый, пригодный для странствий и походов. Физиономия у испанца была под стать наряду, черты лица злобные и суровые, жёсткий прищур, ухмылка видавшего виды человека. Пока он смотрел на меня, к нему подошёл другой испанец и остановился рядом. Я чуть не ахнул от изумления. То был Матео, picaro, устроивший представление на ярмарке в Ялапе.

Злобного вида испанец заговорил с Матео, и они оба с вопросительным выражением подняли на меня глаза. Похоже, picaro меня не узнал. Со времени нашей последней встречи прошло три года, немалый срок для тощего парнишки-попрошайки, которому в ту пору было пятнадцать лет. Я не имел ни малейшего представления о том, чего ждать от Матео. В последний раз, когда я его видел, он отсёк голову человеку, защищая меня. Но может быть, сейчас ему приспичит забавы ради отсечь мою собственную голову.

Испугавшись, что выдал себя, я покинул сцену и сделал вид, что прогуливаюсь вдоль рядов с товарами, выставленными на продажу. Матео и второй испанец последовали за мной. Я поднырнул под тюки с шерстью и пополз, пока не добрался до конца, а потом побежал, пригнувшись, вдоль очередного ряда товаров. Украдкой подняв глаза, я увидел, что Матео оглядывается по сторонам, пытаясь меня найти. Спутника его видно не было.

Я решил, что мне представилась неплохая возможность улизнуть в окружавший ярмарочное поле густой кустарник, но едва выпрямился, чтобы рвануть из своего укрытия, как чья-то крепкая рука ухватила меня за шкирку и резко развернула.

Испанец рывком поставил меня перед собой, лицом к лицу. От него воняло потом и чесноком. Глаза у незнакомца были слегка навыкате, как у рыбы. Он приставил нож к моему горлу и надавил с такой силой, что мне пришлось подняться на цыпочки, и я смотрел на него, широко раскрыв глаза. Испанец отпустил мою шею и улыбнулся, не убирая ножа, который теперь нацелил мне в подбородок. Свободной рукой он достал из кармана монету и повертел её.

   — Что ты хочешь: чтобы я перерезал тебе горло или дал песо?

Поскольку рта мне было не открыть, я указал глазами на монету.

Испанец убрал нож от моего горла и вручил мне песо.

Я уставился на монету — целое состояние. Я редко держал в руке серебряный реал, а в песо входило целых восемь реалов. Индейцам приходилось работать целую неделю и за меньшую сумму. Да что там работать: бывало, что и людей убивали за меньшую сумму.

   — Я Санчо де Эраузо, — представился испанец, — твой новый друг.