Кровь Ардана

Ещё мой отец и моя мать жили в цитадели. И их отцы и матери до них. Говорят, избранные берут начало почти от самого сотворения миры. Те, кто познал истину, ушли туда, где их никогда не найдут. Это запретные земли. Так учили меня с рождения.

— Пойдём, иначе ты умрёшь.

Кудос сказал сегодня больше, чем за последние двадцать лет. Он был весь закутан в просторные чёрные одежды. Под ними скрывались широкие шаровары и рубашка. На ногах белые сандалии. Кудос повёл рукой и указал на залитый солнцем коридор цвета песка в пустыне. Его губы сжались в тонкую линию. Тёмные глаза смотрели внимательно. Никогда ещё мне не довелось понять, что же на самом деле думает первый из смотрителей.

— Ты король.

Это я тоже знал. Ведь я был сыном своего отца. Ныне он готовился из короля стать верховным жрецом и ушёл далеко в пустыню. Если он вернётся — мне предстоит править. Если нет — меня тоже отправят в пустыню. Только без подготовки — и там я умру.

— Пойдём.

Так много слов, у меня кружилась голова.

Стены цвета песка сменились чёрными стенами. Мы шли мимо окон и оттуда дышала жара и раскалённый ветер. Барханы перекатывались волнами. Свет, тень, свет, тень. Мы ныряли в полосы темноты между окнами и снова вырывались на золотой свет.

И тут они напали. Трое в чёрном, но со спрятанными лицами. В руках у них изогнутые кинжалы. Все трое кинулись ко мне, но Кудос тут же выхватил посох и тот мигом разложился. Кудос взмахнул несколько раз и все убийцы отлетели, сгибаясь от ударов. Я тоже выхватил кинжал и замер. Оружие выпало из рук.

Кудос метнул на меня быстрый взгляд, а подосланные убийцы уже кинулись в атаку. Они были быстры как ветер и точны как молния. Но Кудос смертельно ранил каждого, прежде чем они добрались до него.

Убийцы умирали с именем бога на губах. Их последние слова улетели в вечность. Я подошёл к Кудосу и опустился рядом с ним. Взял его голову и положил к себе на колени. Мы смотрели друг другу в глаза, а потом он умер.

Вот и другие смотрители оказались рядом. Они поднесли песок к его лицо и высыпали на него. А потом подняли и унесли отдать пустыне.

Я выпустил руку меня вырастившего. Она была сухой и коричневой, как у всех у нас.

— Пойдём, — сказал Махуд, — ты должен познать истину, иначе умрёшь.

Я поднялся и пошёл следом. Мы оказались в зале преклонения. Каждый пресвященный обязан каждый день склонять колени пред обелиском в центре залы. Камень был большим и стёршимся от времени. Говорили, давным-давно его разукрасили разными красками, сейчас всё это исчезло.

Все в зале опустились на колени и я среди них. Мы склонили головы к полу и не меняли позы пока не пришло время. Потом так же молча поднялись. Мы — настоящие люди. Которые давным-давно покинули мир и ушли в пустыню за Арданом, чтобы здесь лишиться влияния мечты и фантазёрства. И познать истину. Мы презираем магию, колдовство и волшебство, не видим снов, потому что запретили себе видеть сны и знаем, что это недостойно. Не мечтаем, потому что истина здесь. Она в камне. Сокрыта. Только чистый умом и сердцем может познать её.

Истина. Мой отец сделал это, когда стал королём. Он правил сорок лет и ушёл в пустыню. Там он окажется в лену видений и иллюзий и если выстоит, вернётся жрецом.

Я боюсь за тебя, отец. Всю жизнь мы не знаем не существующего. Ни снов, ни фантазий. И вот ты там, один посреди вечных песков. Ты среди видений и вихря образов. Ты как слепой, что впервые в жизни увидел. Выдержишь ли? Каким станешь? И сохранишь ли сердце незапятнанным?

Эта пустыня отделяет Ардан от других миров, как и море на юго-западе. И чем дальше — тем не стабильнее становится ткань мирозданья. Она готовится к переменам и переходу в другой мир. И если зайти слишком далеко — можно стать не собой или исчезнуть.

Моя мать сама ушла в пустыню когда ослепла. Тогда она поняла, что никогда не увидит истины в камне.

Всё, что мы делаем — всё это для цитадели Открывшихся.

— Убийцы придут снова, — сказал Махуд.

Я кивнул. Мне не позволялось говорить как не достигнувшему шестой ступени просветления. Я не хотел говорить, слова мне не понятны. У нас были знаки, у нас были взгляды. Слова грубые как песок. Иногда их становится так много, что хочется уйти и смотреть на звёзды.

— Ты должен держать оружие, — сказал Махмуд.

В руках у него мой кинжал. С рубином на рукояти и голодным лезвием. Я представил, что режу им чужую кожу и выплёскиваю чужую кровь.

Не могу. Махмуд видел меня как корень воду.

— Если бы Мивкая не ушла в пустыню, у тебя были бы братья и сёстры. Но их нет. Ты — будущий король.

Мивкая — моя мать. У неё были голубые глаза. Её отец нашёл в пустыне. Она ничего не помнила. Она больше всех хотела познать истину и проводила у камня долгие часы медитации.

— Там — истина, — говорила руками мать. — Когда-нибудь ты узнаешь её.

А может, отец ушёл в пустыню искать мне новую мать, а себе — жену?

— Тебя любят люди. Это твой дар.

Но не лезвия. Не разрезанная кожа и плоть.

Махмуд начинал сердиться. Ему приходилось слишком много говорить, но как просвященный он не мог больше говорить пальцами.