— Да если б не я, так бы и ходил их искал!
— Я их давно нашёл. Нужно было найти опорные точки барьера и приоткрыть их на время. Уничтожить то его нельзя. Вот и ходил их искал. Последняя оставалась точка.
— Ты… — я посмотрел на него и замолчал резко. Да ну его!
Опять посидели.
— Есть хочу, — сказал вампир.
— Сам хочу, — буркнул я.
— Слушай, а кровь у тебя вкусная? — как бы невзначай поинтересовался он.
— Попробуй и я устрою действо игнорируя всю традицию гуманизма на протяжении истории.
Тот хмыкнул и деланно вздохнул.
— А жаль.
— Что бы ещё вампир кровь мою сосал, — фыркнул я напоследок. — Да я лучше в балерины пойду.
— Я тебя помню, — проговорил вампир смотря на меня как та гадалка на площади, — ты меня позавчера по голове треснул, некорректно оскорбил и сбежал подвывая на ходу.
— Не подвывая, а победно рыча.
— Как же, как же.
— Да что ты вообще в вое понимаешь?
— Зачем по голове бить нужно было?
— А что ты там обо мне шутить изволил. Язвить?
— А пришлось, — сказал вампир, — у меня маскировка. Мне нужно было пройти под видом королевского ревизора, узнать где спрятаны слизнежуты и обезвредить их. А королевскому ревизору положено вести себя максимально…
— Гаденько, — подсказал я.
— Именно, мой пушистый друг.
— Засунь своё пуш… слушай, а если они снова этих слизняков вырастят?
— Вырастят, но те двести лет растут. Меня, кстати, после твоего «подвига» особо чествовать стали, а заодно и проверять. Что б лучше понять, что я за фрукт и не устрою ли им тут разнос по первое число. И отправили запрос в Ардан.
— Ты его хоть перехватил?
— А как же.
— И чего мы в таком случае ждём.
Вампир посмотрел на меня во всю силу душевного проникновения.
— Стражи, — проинформировал он.
— … таким образом. Четырнадцатого января года четыре тысячи шестьсот семьдесят пятого Творения, к смерти через повешение приговариваются…
Я повертел шеей, закрученной в петлю.
— Ты же колдун, давай колдуй.
— Не хочу внимание привлекать, — бросил еле слышно вампир.
— Потом уже поздно будет, давай колдуй.
— Подождём.
— Чего подождём? — Мне всё это не нравилось ровно настолько, насколько нормальном оборотню вообще может не нравится собственная скорая смерть.
Но вампир стоял с видом гордо возведенного монумента и я ещё на всякий случай подёргавшись — и убедившись что серебряные цепи держат крепко и жгут до жути — сам выпрямился. И изобразил крайнюю степень величия на лице. Вот так погибнет Нод, сын Нуда, кандидата наук. Пап, прости меня оболтуса.
Вампиру в пещере они тоже не сильно обрадовались и шустро отправили второй запрос.
И вот теперь мы оба красовались на помосте перед многоликой толпой. Среди пока ещё скучающих зевак продавали леденцы из плетёной корзины. В воздухе пахло скорым снегом.
— Зовут то тебя как? — спросил я поворачивая голову налево.
— Ксандер.
— Меня Нод.
— Знаешь что Нод, про нас можно будет сказать что мы жили долго и счастливо.
— Это ещё почему же?
— Потому что умерли в один день.
— Пфф.
Вампир осклабился.
— Давай споём, — предложил он.
— Ты таких песен не знаешь, — хмыкнул я.
— А ты проверь.
— Ладно. Гей-хо, бывал я во Дворе. И никто не радовался мне. Зато как уходил, весь Двор им…
Вампир сразу подхватил и вот мы уже на две глотки горланим скабрезную песенку.
— Во Дворе дамы прекрасны, да с юбкой беда, всё кавалер её меряет, да! Губы помадит и пудру пудрит. Вот ещё белый парик примостит. Гей-хо!
Тут уж нас под дых так приложили, что песенка чуть прервалась.
— Маски носить лучше ночью и днём, если лицом брат-близнец с кирпичом!
Толпа к тому времени приободрилась и местами начала запевать. Это предало нам предсмертной бодрости и мы уже начали ногами приплясывать, когда с криками: «Заткнулись оба!», к нам не ринулся палач и каждого приложил наотмашь кулаком. Тут уж стало не до песен.
— Плохой ты колдун, — сумев дышать констатировал я.
— Не хочу себя выдавать.
— Ага, не рассекреченный хладный труп всегда лучше живого рассекреченного.
Помолчали.
— А я ещё так мало пожил.
— А я ничего так.
— Да ладно, сколько тебе лет?
— Девяносто пять.
Вампиры, одним словом.
— Приготовились! — послышалось за спиной.
Умирать в цепях не хотелось. Вот это уже гадость так гадость. Оборотню хуже не найти. Зато вон леденцы охотнее стали раскупать и с нас договариваться руку там взять на зелье или на память. А вдруг я той румяной ведьме как личность понравился?
А монету она заранее тому типу в чёрном платит так, на цветы мне, скажем.
Меня ведь не просто так в гарнизон отправили, ещё и за долги. Так их хоть с семьи сняли. Вот этот момент положительный и можно сказать, позитивный.
— Эй, оборотень.
— А?
— Зря ты тогда бутерброд не взял.
Уж тут меня так пробрало, что палач вконец перепуганный, дёрнулся и нечаянно подал сигнал. Забили барабаны. Уж делать было нечего, палач двинулся к рычагу. Я выпятил грудь что б попредставительнее. По всей видимости, ведьма с меня и вампира этого ещё и волос сторговала, на порчу.
— Один.
Толпа притихла, но леденцы всё ещё покупала. Один мальчуган сунул петушка за веснушчатую щёку.
— Два.
Залаяла снизу рыжая собачонка.
— Три.