Когда в самом начале девяностых вышла моя книга «Таки да», пара старых деловаров нового поколения на полном серьезе спрашивали: «Мадам Балагула — это мама Маратика?». Марат Балагула в те времена контролировал торговлю левым бензином в Нью-Йорке и по-прежнему страдал сильным склерозом. Забыл заплатить американской мелихе жалких 85 миллионов налогов, а она навела такую панику, будто ее режут не в одесском смысле слова, а тупым ножом. Чтобы вы поняли, что это тогда были за бабки 85 лимонов зелени: один деловар, стоявший на транспортных перевозках, загнал в 1991 году две трехкомнатные хаты в Одессе аж за шесть с половиной штук баксов и считал, что выше его только звезды, а круче яйца. Потом он исполнил на отвальной гимн «Отечество славлю, которое есть, но трижды, которое будет» и навсегда отправился в Калифорнию. Как сейчас помню, крылатая фраза одесского языка «Америка получит немножко говна» к нему не относилась.
Делавары таки давали сильного джосу мелихе, постоянно заботясь о нуждах людей. Граждане СССР еще не знали слова «наркотрафик», когда делавары наладили самый настоящий мандатрафик. За то, чтоб просто мандеть — речи нет: вся Грузия окружена кордонами, лишь бы ни один цитрус не выскочил за ее пределы, пока не будет выполнен план сдачи государству, и только на нашем Привозе мандарины торгуют в полный рост. Исключительно благодаря сметке делаваров и героям-подводникам, доставивших этот груз в наш порт. И медведя там никто не исполнил. Знаете, что это такое? Нет? Ну и, слава Богу. «Медведь» — это из портового диалекта одесского языка, а мы говорим за делаваров с их «дышит, как слышит», «абгемахтами», «отстегнуть», «вытютенем», «махаресами», «кое-какерами», «с ним хорошо только жрать говно наперегонки», «пропулями», «пачкунами», «фирма веников не вяжет», «дрэк-гешефтом», «свесил лапки на полшестого», «махер», «плывет боком», «подписаться в шару», «зибон», «отслюнявить», «водяра-лошара», «болд цигэнэмэн», «не бзди, а то лампочка протухнет», «кинуть маяк», «цукер», «самопал», «гиленые прайсы», «швицпром», «серкуп», «кушать с базара», «фабрикант», «хосен лох», «рассыпать воши», «перевести стрелки», «обшустать», «балабол», «ништ висен», «гит», «шабалда», «капон», «ты попал», «слепошарый», «барагозить», «лепетутник», «бабушкин навар» типа «Что я буду с этого иметь, кроме ничего?». И когда президент Кучма издал Указ за обязательное ношение школьной формы, непременно пошитой из ткани конкретной по понятиям фабрики, я сразу вспомнил слово из делаварского диалекта одесского языка — «пропих». И это доход для такой должности? Не делайте мне вырванные годы из еле оставшихся дней: это слезы, помноженные на болячки. Если бы на место Кучмы или Ющенко поставили бы делавара Шурика, Америка уже бы знала, у кого одалживать деньги. Он бы вместо той дешевой формы на пять карманов, не то, что себе, всей стране дал, как минимум, двойной подъем, и все было бы, как в аптеке Гаевского: авто-мото-вело-фото-бричко-тракторный цех серо-буро-малинового, но в итоге чисто зеленого направления.
«Живи сам и дай другим» — это таки по-одесски, а не с намеком «раздавай взятки». Именно по такой причине Одесса была единственным городом Российской империи, доходы которого превышали расходы. И кому это мешало? Есть в одесском языке и такая крылатая фраза.
Попавший в одесский язык фразеологизм «кушать с базара» означал вовсе не «зарабатывать на рынке», а «быть весьма состоятельным человеком». «Москотней» делавары-производственники именовали «муху, раздутую до слоновьего размера», а их смежники, державшие «Биржи труда», исключительно москотировали, то есть договаривались об условиях работы и оплате коллектива. Причем, они так твердо стояли на защите интересов трудящихся, что слово «москотник» соответствовало не только русскоязычному «администратору», но и стало синонимом «бенца» исключительно в значении «скандалист». Слово же «интерес» по сию пору переводится с одесского на русский язык как «заработок», «доход», «комиссионные».