Кронштадт. Город-крепость. От основания до наших дней

Зима, холодно, я набираю массу пустых мешочков, кулечков, коробочек, бутылок, веревочек и баночек. Складываю все это в „обезьянку“, так назывались в то время солдатские заплечные мешки, беру с собой саночки и отправляюсь в порт к баталеру. Он меня хорошо знает и начинает выдачу: 3 золотника[419] лаврового листа, 50 – луку сушеного, 100 – разных сушеных овощей, пачку горчицы, 20 – леденцов без бумажек, 20 – кофе суррогатного, 20 – подболточной[420] муки, несколько коробок спичек, шесть пачек махорки или папирос „Добрый молодец“, 10 – чаю, 5 – перцу, полфунта соли бузы, черного цвета от добычи и грязи. Затем идут более крупные: две буханки матросского черного крутого хлеба, фунт растительного масла, три четверти фунта сахару сырца коричневого, три фунта солонины или четыре соленой рыбы. Фунтов 10 мороженой полугнилой картошки, иногда выдается две-три банки овощных консервов, и все…

Как всего этого могло хватить на семью из трех человек, можно подсчитать, но на две недели мы кое-как растягивали…

В городе на две наши карточки, мамину и мою, я получал сперва две осьмушки хлеба на день, потом на два дня, и дошло до одной на двоих на три дня! Других продуктов на эти карточки не давали, за исключением праздников, когда отпускалось или немного свежей рыбы или картошки… Нас выручали папины знакомства с рабочими и матросами, то приедут из отпуска и привезут кусок сала или масла из деревни, один раз привезли мешок сушеной воблы, другой раз вяленого мяса. Иногда папа доставал несколько коробок японского сахару, на флоте он шел для запалов в торпедах, несколько раз появлялось касторовое масло, шедшее на смазку тончайших механизмов. На касторке я жарил картошку, и это было очень вкусно и не действовало на наши желудки… Два-три раза доставали большие 10-фунтовые железные банки с техническим глицерином, и мама каждый раз варила на нем варенье из тыквы или ягод. Помню, однажды приехал откуда-то папин товарищ Кордосысоев и привез мешок муки-крупчатки. Из этой муки мы, по совету одного „гурмана“, сбивали крем с мелким сахаром, и это было огромным лакомством, а ведь сейчас такую дрянь и есть не станешь.

Но самым главным событием явилось открытие в Кронштадте американским обществом „АРА“ столовой для голодающих детей! Нас, ребят, сильно поддержали американцы! По талонам каждый ребенок мог в день получать котелок „зеркального“ супа, в котором плавали перья от рыбы и несколько фасолин, но зато жира в виде конопляного масла было в нем вдоволь, пальца на два, не меньше! Ввиду очень толстого слоя жира, суп в котелке почти не болтался при носке и поэтому получил название „зеркального“

Столовая работала около двух лет, и нас, ребят, просто спасла от смерти. Я ежедневно ходил туда с котелком и получал два сухаря и котелок жидкого супа с растительным маслом и крупинками каши или перьями от воблы…»[421].

На флоте тоже было голодно, так как все «неприкосновенные запасы» были израсходованы.

Как и всю страну, в 1918 г. Кронштадт охватила волна переименований. Появились площадь Рошаля (бывш. Екатерининская), улицы Володарского (Андреевская), Советская (Екатерининская), Гражданская (Купеческая), Флотская (Павловская) и т. д. Некоторые улицы вскоре пришлось снова переименовывать. Так, улица Троцкого (бывш. Александровский бульвар) в 1926-м стала улицей Зосимова.

Линкоры «Севастополь» и «Петропавловск» в Кронштадте

В октябре 1920 г., в первую годовщину гибели на Петроградском фронте молодых большевиков П.К. Аммермана, П.И. Велещинского и И.А. Сургина, Кронштадтский совет принял решение о переименовании в их честь Песочной, Сайдашной и Цитадельской улиц соответственно.

Новые имена получили и крупные форты: «Тотлебен» стал «Первомайским», «Красная Горка» – «Краснофлотским», форт «Серая Лошадь» в восьми километрах на запад от «Красной Горки» сначала стал «Передовым», с 1926-го – «Бухариным», с 1936-го – «Красногвардейским».

Поступивший в Кронштадтское реальное училище в 1917-м уже цитированный В.Г. Озеров вспоминал: «Единогласно в семье было решено стать мне реалистом, и вот сшили черные брюки, черную косоворотку с пятью золотыми пуговицами и ремнем с латунной бляхой и тремя буквами „КРУ“. Кстати, на мальчишечьем жаргоне это звучало: „Катьку рыжую украл!“. Кроме того, был сшит бушлат с золотыми пуговицами и петлицами на воротнике с желтыми кантами и, как венец всего, черная фуражка с лакированным козырьком, желтыми кантами и гербом училища – пальмовыми ветвями с буквами „КРУ“. Экзамен был сдан, и я стал реалистом, в отличие от других товарищей, поступивших в гимназию и носивших серые шинели с серебряными пуговицами и петличками с синим кантом.

Через год и реальные училища, и гимназии, и прогимназии были упразднены и стали трудовыми школами 9-летками. Одновременно облегчили и русский алфавит, отменив в нем буквы „Ять“, „Ижицу“, „Фиту“, „И с точкой“ и „Твердый знак“, потом снова вошедший в силу»[422].