Кризис

Изменения в отношении к нацистскому периоду стали очевидными для меня 21 год спустя, в 1982 году. В том году мы с моей женой поехали в отпуск в Германию. На автобане, приближаясь к Мюнхену, мы заметили указатель на пригород Дахау, где когда-то располагался нацистский концентрационный лагерь (по-немецки сокращенно KZ), ныне превращенный в музей. Никто из нас двоих прежде не бывал в KZ. Но мы не ожидали, что «обычная» музейная экспозиция произведет на нас такое впечатление: ведь мы многое знали о KZ из рассказов родителей моей жены (бывших узников, которым повезло остаться в живых) и из кинохроники. А менее всего мы ожидали того способа, каким сами немцы пытаются объяснить себе и другим появление этих лагерей.

Вообще посещение Дахау оказалось сокрушительным опытом – ничуть не менее сокрушительным, нежели последующее посещение гораздо более известного лагеря Освенцим, который также превращен в музей, но уже не немцами, ибо этот лагерь находится на территории современной Польши. Фотографии и тексты на немецком языке ярко освещают историю KZ Дахау: приход нацистов к власти в 1933 году, репрессии против евреев и тех, кто не сочувствовал нацистам в 1930-х годах, движение Гитлера к войне, работа самого лагеря Дахау и остальных «винтиков» нацистской системы концлагерей… Вовсе не снимая ответственность с немецкого народа, эта экспозиция отлично отражает принцип Фрица Бауэра: «Немцы должны осудить себя».

То, что нам с женой открылось тогда в Дахау, является частью обучения немецких детей с 1970-х годов. В школах подробно рассказывают о нацистских злодеяниях, многих учеников возят на экскурсии в бывшие KZ, которые, как и Дахау, ныне превращены в музеи. Такое общенациональное восприятие преступлений прошлого нельзя считать само собой разумеющимся. По сути, я не знаю ни одной другой страны, которая признала бы свою ответственность столь полно, как Германия. Индонезийских школьников до сих пор не просвещают относительно массовых убийств 1965 года (см. главу 5); знакомый молодой японец говорил мне, что им не рассказывали о военных преступлениях японцев (см. главу 8); а в США совершенно не принято посвящать американских школьников в мрачные подробности преступлений американцев во Вьетнаме, в историю истребления коренных американцев и угнетения африканских рабов. В 1961 году я наблюдал гораздо меньше признаков того, что немцы согласны нести ответственность за собственное темное прошлое. Если возможно отметить конкретную дату, как некий символический водораздел, то для Германии такой датой оказался 1968 год.

* * *

Мятежи и протесты, особенно со стороны студентов, прокатились волной по свободному миру в 1960-х годах. Они начались в США с движения за гражданские права, протестов против войны во Вьетнаме, движения за свободу слова в Калифорнийском университете в Беркли и движения под названием «Студенты за демократическое общество»[71]. Также студенческие протесты охватили Францию, Великобританию, Японию, Италию и Германию. Во всех этих странах, как и в США, протесты частично представляли собой восстание молодого поколения против старшего. Но эта конфронтация поколений обрела особую остроту в Германии по двум причинам. Во-первых, нацистское прошлое немцев старшего поколения означало, что пропасть между поколениями намного глубже, чем в США. Во-вторых, авторитарные отношения, свойственные традиционному немецкому обществу, заставляли старшее и молодое поколения немцев презирать друг друга вплоть до насилия. Выступления за либерализацию нарастали в Германии на протяжении всех 1960-х годов, а кульминацией этих протестов стал 1968 год (см. источник 6.4). Почему именно этот год?

Не только в Германии, но и в США, разные поколения обладают разным опытом и по-разному именуются. В США мы говорим о таких общепринятых обозначениях поколений, как бэби-бумеры, поколение X, миллениалы и пр. Но изменения год от года в Германии происходили быстрее и были более глубокими, чем в США. Когда знакомишься с американцем, вы с ним обмениваетесь краткими историями своей жизни – и вряд ли кому-то придет в голову начать со следующей фразы: «Я родился в 1945 году, и это обстоятельство поможет вам многое понять обо мне и моих жизненных принципах даже без моего рассказа». А вот немцы нередко начинают общение со слов, например, «Ich bin Jahrgang 1945», что означает «Я родился в 1945 году». Это следствие признания того факта, что все немцы осознают: их соотечественники обладают весьма различным жизненным опытом – именно в зависимости от того, когда они родились и где росли.