Кривая дорога

— Ты?

— Я, — спокойно кивнул Серый.

— Рад видеть.

— Взаимно.

— Как жизнь?

— Ты ведь даже не помнишь, как меня звать, верно? — муж по-доброму рассмеялся.

Радомир обезоруживающе улыбнулся и покачал головой:

— Помню, что удар хороший. Во, — он ещё раз коснулся носа. Серый зарделся, будто ему пряник предложили.

— Серым зовут, — поприветствовал первым.

— Радомиром величают.

Мужчины настороженно изучали друг друга, не зная, враждовать или посмеяться над детскими проделками. Склонялись ко второму. Мальчишки…

— Ты иди, своими делами занимайся, — я легонько оттолкнула мужа, — у меня всё хорошо. Всё замечательно. Тебя вон Данко заждался. Вы, я смотрю, сильно сдружились.

Серый обернулся на волка, махнул ему, мол, сейчас подойду и чмокнул меня в щёку:

— Зови, если что, душа моя.

И ушёл. Глупый, твердолобый, бесчувственный чурбан! Он ушёл к этому своему побратиму! Навернулись злые слёзы, но я тут же их проглотила, с готовностью поддержала беседу с разошедшимся Радомиром:

— Эх, ну как так-то? Не успел, не увёз тебя сразу! Вот так и знал, что найдёшь себе мужа прежде, чем я, богатый да красивый, за тобой ворочусь!

— А ты будто собирался?

— А то как же! Я бы такой на тройке лошадей да с колокольчиками в деревню въехал, все бы рты поразевали!

— Ая?

— И ты, конечно. И вот я бы такой — тпрррру! — коней останавливаю…

— Только что были лошади…

— Ну, коней и лошадей…

— И как бы это они у тебя в одной упряжке ужились? Особливо, когда охота?

— Не мешай мечтать, — возмутился рыжий, — я такой — тпррррру! Они бы такие резко остановились, копытами землю взбили…

— И наш голова тут же тебе уши оборвал, потому как он дорогу каждую весну подновляет и зорко следит, чтобы ям не было, а то ж купцы в объезд ходить начнут.

— А я бы ему — бах! — мешок монет прямо наземь, — выкрутился словоохотливый мужик, — и все бы сразу: «ах, к кому это такой молодец приехал?!».

— Ага, к кому это такой показушник на тройке там, где одного коня вдосталь…

— А у меня же полная телега добра с собой!

— И зачем это ты её с собой привёз?

— Ну как? — удивился Радомир, — тебя приманивать. Девки — они ж на добро падкие.

Купец кивнул в сторону лотков с украшениями, вкруг которых и правда женщины столпились так, что не ступить.

— Неужто всем бабам только одно и нужно? — обиделась я.

— И бабам и мужикам, — подтвердил Радомир, — только на том и сходимся, а то б вовсе друг друга не понимали. Так, не перебивай!

Я приложила руки к груди и чуть склонилась, показывая, до чего же мне стыдно прерывать дурные фантазии зазнавшегося охломона.

— И вот я, — продолжал болтун, — каблуками — щёлк! — с облучка сошёл бы, всё девки сразу кинулись: «Меня! Нет, меня замуж бери!», — передразнил пискляво, — а я бы: нет уж, не надо мне никого! Только за Ефросиньей приехал! И все бы расступились в сторону эдак, а там ты стоишь: щёчки румянятся, ресницы трепещут…

— А ты бы издали прям даже и ресницы разглядел? — засмеялась я.

— И ресницы, и сердце колотящееся и пальцы дрожащие, — с готовностью подтвердил приятель. — И ты ко мне бежишь…

— Я?!

— Ну ладно, я к тебе бегу, на руки хватаю, — Радомир подхватил меня, — а ты бы мне тихо-тихо сказала… Я пригладила рыжие кудри, почти прикоснулась губами к уху и нежно прошептала:

— Я замужем.

— И я бы тогда пошёл пить, гулять и заедать горе, — с готовностью закончил несостоявшийся жених.

Я выцепила взглядом Серого: видел ли представление? Супруг смотрел, улыбаясь, и, явно довольный, переговаривался с Данко. Вконец обозлившись, я цапнула Радомира за руку:

— А что ж это мы всё стоим и стоим на месте? Глядишь, угощения вовсе не останется скоро, — и потащила к разносолам специально мимо Серого, заливисто смеясь и повисая на крепком плече.

Пока потчевала приятеля мёдом, хорошенько прислушивалась: что муж балакает? А говорил он подозрительно благодушно:

— Ты погляди, до чего хороша! Весёлая, счастливая! Совсем уж было опечалилась, а стоило в стаю привести, так и ожила.

— Ой, не знаю, — сомневался Данко, — она там на чужое плечо опирается, пока ты лясы точишь. Не примет тебя Агния, даже не спрашивай. Шёл бы к жене лучше…

— Успеется. Она друга вон встретила. Чего мешать?

— Мало ли, чего тот друг учудит. Как смотрит-то на неё: я б порвал.

— А я — нет, — уверенно заявил Серый. — Это зовётся доверием.

Данко хмыкнул:

— Доверие? К бабе? Не совершай моих ошибок, друг.

— Ну всё, устыдил, — согласился муж. Я возликовала. Неужто хоть один умный нашёлся? — Вот уложу всех сегодня врукопашную, переговорю с Агнией, а там и к жене можно.

Так, значит? Мать ему дороже, стало быть? Я теперь только на втором месте? Я потянулась за переспелым, аж зачервивевшим яблочком, так, чтобы Радомир хочет — не хочет, а оценил вид со спины. Довольная, вгрызлась в добычу и спросила:

— А о какой-такой рукопашной все речи ведут? Уж не для того ли пятачок в центре оставили?

— А то! Каждый год силушку молодецкую показываем, кулаками машем, — подтвердил Радомир.

— И ты машешь?

— Ия, — рыжий расправил плечи во всю ширину, чтобы сразу стало ясно, он здесь не самый слабый, — а награду сама Агния вручает победителю. Лично.