Кривая дорога

— Двое. Обоих положу быстро. Вы, главное, отвлеките. Уж очень они шустро железо из ножен достают…

— Двое? — командир сменился в лице. — Фрось, не надо тебе никого убивать. У меня есть идея получше…

Едва успели сговориться, знакомая кляча вывернула из-за поворота.

— Эй, честной народ! Не примете ли к костерку? — радушно приветствовал тот, что постарше.

Успевшие окружить котёл и беззаботно чавкающие купцы переглянулись и поочерёдно махнули руками, подходите, мол.

— Здравствуйте, добры молодцы, — я склонилась в поясном поклоне, стараясь не реагировать на булькающего кашей от смеха Радомира. — Располагайтесь, сделайте милость.

— Откуда путь держите? — Тонкий добродушно предложил гостям флягу с брагой. Как раз ту, в которую я долю назад щедро сыпанула порошка из грибов, что только тяжело больным для забытья дают, а добрым людям есть нипочём нельзя: кошмары замучают.

Перекупщики приложились и обратно флягу не отдали. Ещё бы! Брага-то хорошая, дорогая! Я лично выбрала, что получше, пополняя запасы.

— Как звать вас? — добавила я вопросов, чтобы отвлечь мужиков от странного привкуса, и сразу протянула по ломтю хлеба с салом. Взяли, но есть не торопились. Тем лучше: нечего хлеб преломлять с эдакими…

— Меня Ярополком величают, — рыгнул выпивкой старший, — а это Яромир. На ярмарке были, вот домой возвращаемся. А вы? Что-то компания у вас странная.

— Странная, верно говоришь, — Радомир ловко выцепил из котла самый крупный кусок мяса и, обжигаясь, под порицательными взглядами Толстого и Тонкого, слопал в одно лицо, — а как больше расскажем, так вообще не поверите!

Перекупщики прижались один к другому плечом. Никак, условный знак. Но быстро расслабились, как только наш болтун повёл речь:

— Родом мы с сестрицей, — приобнял он меня куда крепче, чем следовало брату, даже по бедру погладил, показывая заботу, — из самого Торжка. Батя там не последний человек. И любит нас — сил нет! Любые деньги за наше благополучие отдаст! — даже потряс для убедительности тугим кошелём, при виде которого у гостей аж лица переменились, выпустив на волю хищные улыбки. — Да только завистников на свете много… Горе горькое! Беда приключилась в нашем доме: сестрицу мою прокляли!

Тонкий ажно закашлялся:

— Простите, не в то горло.

Брат заботливо похлопал его по спине, едва не обернув в костёр, и с нескрываемым интересом уставился на Радомира: чего ещё сочинит?

— Прокляли? — не то спросила, не то согласилась я. Точно сговориться мы не успели, поэтому придумывал рыжий на ходу. А придумывать он горазд…

— Пф! — подтвердила затихарившаяся было Чернушка, чтобы я и не думала спорить.

Я и не думала. Интересно же!

— Прокляли! — Радомир трагично ущипнул меня за попу. Благо никто, кроме ревниво приставившей к моей спине рога козы, не заметил.

А Яромир и Ярополк тем временем, сами не осознавая, потихоньку начинали почёсываться: то один прихлопнет несуществующую муху, то второй одёрнет и без того спущенные рукава… А Радомир знай тянет время!

— Прокляли, — балабол горестно хлопнул себя по колену и, не удержавшись, увлек меня в объятия. Я пискнула, ощутив недвусмысленно упёршиеся сзади рога. — Наша горлица горемычная света белого не видит от сего недуга! Вы только представьте страх какой: выдумали злые люди, что она пророчествовать умеет! И уверяют, что мерещится им всякое, и что слова она страшные молвит! Вот и ищем мы того, кто бы излечил болезную. Все сокровища отдадим, лишь бы спасти!

Радомир распустил тесьму на кошеле, позволив монетам блеснуть в свете огня, и даже рубашку на груди рванул: дескать, хоть что берите. А лиходеи бы и взяли. Подались вперёд, протягивая жадные трясущиеся ручонки; готовились уже и арбалеты заряжать, поддавшись напущенному зельем туману, да приметили мои вспыхнувшие золотом глаза и замерли. Показалось?

— Что языком чешет — то нестрашно. Мало ли, что кому баба сболтнуть может, — Яромир отмахнулся от видения, отвлёкся и принялся копошиться в волосах друга, уверенный, что вылавливает перебирающего лапками паука.

Ярополк словно и не замечал, яростно расчёсывая руки и приговаривая, что муравьям под кожей делать нечего.

— А глаза нечеловеческие? А когти вострые? — подливал масла в огонь рассказчик. — Говорят, видится всякое сначала, а потом она как слово молвит, так считай, что и всё…

— Нормальные у неё глаза, — отвлёкся на миг Ярополк и снова вернулся к прерванному занятию. Уже и рубаху задрал. Вот-вот вовсе с голым задом останется, спасаясь от непонятных видений.

— Так и я говорю, — подтвердила я, изменяя глаза на волчьи и проводя языком по клыкам, — врут всё, завистники проклятые!

— А! А?! — шарахнулись мужики, но тут же опомнились: перед ними сидела самая обычная баба. Без сверкающих глаз и выглядывающих между губ клыков.

— Точно, врут, — подтвердил «братец», — потому как никто, окромя тех, кому она пророчила, не видал ничего необычного. Вот как мы с вами сейчас сидим, сидели рядом с клеветниками. Фроська как была красавицей, так и оставалась! Никаких ведьминских когтей!

— Никаких! — развела я ладонями с отчётливыми волчьими когтями.