Критика тоталитарного опыта

К началу 1930-х гг. оказалось закрыто больше 90 % монастырей и храмов (в той же Курской губернии на 1917 г. действовало 13 монастырей, 1 скит, 1440 храмов, 57 часовен), здания которых в своём большинстве подверглись разрушению, несмотря на архитектурную ценность многих из них. Земельные владения и прочее имущество церкви подлежало «национализации». «Чёрными досками» русских икон XIV–XIX веков комсомольцы обивали полы и стены сельских клубов. На металлолом шла церковная утварь, начиная с колоколов. Тысячелетние святыни русского народа оказались безжалостно поруганы. В образовании и просвещении на десятилетия утвердился малограмотный, но воинствующий атеизм. Торжество здравого смысла, по Б.В. Маркову?..

Каждый из нас понимает, что такого рода образцов тоталитарных потерь можно приводить множество. Давайте, как предлагает Борис Васильевич, смотреть на миллионы трупов своих соотечественников, массу поруганных традиций русской культуры, не западными, а своими собственными глазами. Ну, и что другое мы увидим в 1920-х, 1930-х, 1940-е годы и в начале 1950-х годов? Новые и новые фабрики и заводы, плотины и электростанции, железные дороги и станции метро, Красную армию, колхозы, дома культуры, прочие достижения советской власти. Это и есть «здравый смысл эпохи»? Или бесконечные очереди за хлебом да керосином, всем остальным из товаров первой необходимости. Нищие деревни с земляными полами в хатах. Коммуналки, перенаселённые даже в столицах. Немецких оккупантов на улицах Пскова, Курска, Воронежа, Тулы и множества других русских городов и сёл. «Это ли русский прогресс?..» – спрашивал демократически настроенный поэт в императорской России. И отвечал сам себе: «Это, родимые, это.» Его бы переместить в СССР…

Короче говоря, человеческая, культурная цена технической модернизации, в чём-то более справедливого социального переустройства, военных побед в советский период оказалась чудовищно высокой. Все типологические черты тоталитаризма именно в нашей стране возникли впервые. Мы дали этот ужасный образец миру. Причём наш советский вариант тоталитаризма оказался самым жестоким к своим подданным – их репрессировали не по отдельным общественным секторам, как итальянские фашисты и германские нацисты (евреев, лидеров рабочего движения, часть священнослужителей, затем «неарийских» военнопленных), а именно тотально – по всем социальным группам («бывших» собственников и представителей имперского государства; крестьян-«кулаков»; «вредителей» инженеров, учёных, представителей прочих групп интеллигенции; военнослужащих, партийных работников; церковников и «сектантов»; почти всех вернувшихся из эмиграции, многих других).

Вот ещё один наудачу взятый пример. Профессор Венского университета Б. Мак Клуглин взялся проследить судьбы своих соотечественников ирландцев, которые в 1920-е годы примкнули к коммунистическому движению у себя на родине, а затем в силу тех или иных жизненных обстоятельств пытались найти убежище в СССР. В монографии проанализированы личные и следственные дела этих людей, воспоминания их родных и близких; другие материалы об идейных эмигрантах из Зелёного острова в нашу страну после революции. Эти люди всей душой разделяли представление, что советская страна прокладывает путь к коммунизму. Они искренне стремились помочь Стране Советов. Все они разочаровались относительно своих иллюзий о советской системе. Монография правильно называется «Брошенные волкам. Ирландские жертвы сталинистского террора»[12]. Двое из них попытались вырваться обратно на родину; им это не удалось; их и всех остальных нескольких ирландских эмигрантов в СССР ждали аресты, расстрел или гибель в Гулаге. Надо ли пояснять, что точно такой же оказалась судьба представителей остальных этнических диаспор в центре мирового Интернационала? Автор рецензии на эту монографию, Ф.И. Фирсов абсолютно верно завершает её более общим выводом: «Книга ирландского историка. наглядно показывает, что в тоталитарной системе каждый человек является её заложником; ждёт ли его арест, расправа – вопрос только времени» [13].

Та же самая участь – гибель в застенках Гулага ожидала представителей всех остальных этнических землячеств Коминтерна в России; значительную часть «национальных меньшинств» СССР вообще [14].