Критика нечистого разума

Что такое «восстание масс», если брать вопрос именно политически? Человек, прошедший в РФ хоть одну избирательную кампанию в штабе или поблизости от него, невольно заражается скепсисом и к массам, и их восстаниям. Такое ощущение, что массы не могут вообще ничего, хотя бы в силу того, что не знают, чего им надо. И это не особенность места и времени — всегда было так же. И даже в 1917 году.

Так что такое — восстание? А это сидели джентльмены, играли в шахматы на большие деньги. И одному джентльмены пришла мысль позвать на подмогу синих муравьев с планеты Марс. Они, муравьи, вообще в шахматы не играют, у них какой-то глубинно свой внутренний мир, да и неважно, про что они. Просто один игравший решил, что они неплохо подъедят пешки ферзевого фланги соперника, опрокинут ладью по линии Бэ, и стал играть в шахматы — муравьями. Прием не очень шахматный, но это были универсальные шахматы, в них все можно, даже тырить фигуры у соперника в дебюте имени Бендера.

И пошло-поехало. Несколько муравьев состоялись в истории, их портреты украшают стены шахматных клубов.

Вопрос, насколько муравьи хорошие шахматисты, остается риторическим, но вопрос судьбы шахмат — открытый.

Вслед за ладьей можно подъесть и гроссмейстера, неважно — своего, чужого. Или гроссмейстеру ближе к эндшпилю времен придется обратиться Царем Синих Муравьев.

Кто тут экстремист, а?

Аты-баты, шли ребята,
Пацифисты-пацаны,
Отхуярят и отпиздят,
Лишь бы не было войны!

Никаких экстремистских движений лучше не запрещать. Если по идее нация суверен, и власть ей по Конституции имманентна, то суверен на каждый очередных выборах заново определяется, что ему экстремизм, а что ему мейнстрим, и странно предварять решение суверена, прописанного в Основном Законе.

Но если таки запрещать, то начать с движений чистого отрицания. Ту часть сатанистов, что толкуют себя как чистую негативность христианства. И, пожалуй, радикальных антифашистов. Это же страх сказать, сколько зла в современном мире творится под лейблом антифашизма.

Заказчики и творцы

В конечном счете, любая работа делается на Заказ, особенно же дорогая, ценная, творческая работа — на Заказ, как правило, не явный. Будь то написание книг, создание музыки, философской системы, религии. Подчас Заказчик предшествует исполнению, и даже формирует, и даже подчас буквально — «ну ты мне, брат, распиши так вязью, по-особому, и с левым уклоном № 2, и с загибоном № 7». А мы тебя назначим бердяевым. Безотносительно к человеку, носившему эту фамилию, бердяев, конечно, это такая должность.

Но это редко. Обычно Заказчик где-то мерцает, и он даже имеет некий Заказ, только сам про него не знает. «Принеси мне то, сам не знаю чего». А сначала догадайся, что я вообще существую.

Под явный и конкретный заказ работают ремесленники. А лучшие творцы — пашут под неявные пожелания. Именно так, вроде бы, возникают религии и мировоззрения. Хотя бывает, что делаются чисто конкретно: с техзаданием, сметой, сроками.

«У меня над душой заказчика не стоит» — говорят люди творческие, и правы же: никто конкретный над ними и не должен маячить с указивкой, иначе они, простите за выражение, копирайтеры, и не более. Но чудовищной силы заказ был, конечно, и на Пушкина, и на Канта, и на Христа. Заказ истории, что ли, общества в его целом. Вне заказа болтается только графоман. А аудитория в 10 человек — уже нахождение в пространстве заказа.

Предельное страхование

Религиозное сознание, образ жизни вообще — в некоем смысле напоминают страховку. При удачном стечении обстоятельств отчисляешь «взносы», как бы притормаживаешь, не давая себе уйти в отрыв по полной. Почти любое несчастье, однако, переносится легче. И это не довод против, скорее наоборот: у людей принято страховать самое ценное, это нормально.

Соль и сахар земли