Порядочная, интеллигентная девушка, с богатым внутренним миром. Что она нашла общего с этим. У Наташи просто глаз нет. Тебе вообще чувства знакомы, кроме пинания мяча?
Я, между прочим, должен был в Кивыили ехать, – напомнил Леша, – А отдал это место Подзоровой и компании. Я в Чирчик не рвался. Хотел спокойствия.
Орден тебе за это. Имей в виду, ты можешь пройти мимо большого чувства, которого ты по глупости не ценишь. Потом будет поздно.
Ты прямо проповедник, – усмехнулся Леша.
Что имеем, не храним, потерявши, плачем. Смотри не заплакать бы тебе. Иди, прогуляйся в парке, подумай над моими словами.
О фланировал по парку. В чужом городе, где нет понимающего его Суворова и вообще ни одной понимающей души невольно задумаешься над Надиными словами. Задумавшись, Леша зазевался, не принял вовремя мер к отступлению, когда внезапно нарисовалась Соловьева. Девочки, с которыми она шла, понимая момент, отошли, а Наташа подошла и предложила присесть на лавочке. Он повиновался. Девочки пошли дальше. Они остались вдвоем.
Теплый вечер, тихий парк, лавочка, полумрак, и рядом девушка, которая хочет, чтобы он снова стал таким же, как в Москве. Она опять пошла докапываться, кто ее оговорил. Лучи фонарей освещали ее лицо так, что слезинка, задержавшаяся меж ее длинных изогнутых ресниц в уголке глаза, заблестела, как маленький бриллиант. Но от таких драгоценностей одна морока. Он еще раз заверил, что он к ней очень хорошо относится. Очень хорошо! Но тут не Москва. Завод, чужой город, чужие традиции. Переговоры закончились безрезультатно. Соловьева встала, резко и печально, прямо как в кино, сказала Леше, чтобы он не провожал ее.
Но времена Восьмого марта прошли. Он и не думал провожать. Она ушла в темноту. В чужом парке, в чужом городе. Ничего, найдет девчонок. Маяковский сказал: плохо человеку, когда он один. Далеко не всегда. Нередко хочется побыть одному.
Мендельсон в своем фотографировании так усердствовал, что к нему на третий день подошли два товарища и потребовали объяснений. Он удивился. А что тут такого? Фотографии нужны для отчета по практике. Завод ведь не оборонный, фотографировать не запрещено. Леша, стоявший рядом, высказался в том же духе. Но их высказывания не убедили. Странно они как-то фотографируют, везде парой ходят. Подошедшие потребовали засветить пленку. Саша прижал свой «Кодак» к груди, как ребенка, и стал умолять: вся практика пойдет насмарку. Представители завода настаивали. Остальные практиканты бродили по цеху, не обращая внимания на мелкий инцидент. И Нади с Таней вблизи не было. Леша предложил паллиативный вариант: неужели нельзя,тут при них пленку проявить и убедиться в их невиновности? Представители смягчились. Студент с аппаратом сейчас же с ними проследует в заводскую фотолабораторию. На заводе есть штатный фотограф. Его вызовут, пленку проявят и тогда увидят, какие они безобидные.
Вызвали фотографа. И началось священнодействие при свете красной лампы. Эту монотонную работу – проявитель, закрепитель – Леша, следовавший по пятам за Мендельсоном, невзлюбил с седьмого класса. Но Сашу не оставлял одного. Пленку проявили, но на ней заводчане не могли разобрать, есть ли в кадрах криминал. Поэтому решили: фотограф тут же сделает фотографии. Неподозрительные отдают Саше, и пленку уничтожают. Один из представителей завода остался в лаборатории. Другой ушел согласовывать действия. Пока фотограф проявлял, Саша рассматривал стопку фотографий на полке,
У вас тут портреты, – сказал он.
Суета сует. Передовики производства, флагманы соревнования, изобретатели и рационализаторы, дружинники. Я прежде в Ташкенте в журнале фотокорреспондентом работал. Вот там были фотографии.
А зачем же ту работу бросили? – спросил Мендельсон.
Меня бросили. Я им идеологически не подходил.
Почему, – удивился Саша.
А вы их спросите. У нас даже «Веселые картинки» должны соответствовать. Вот вы, молодой человек станки снимаете железки. И вас проверяют на соответствие.
И вот стало можно рассмотреть несколько Сашиных фотографий.
Ну, посмотрите, Степан Данилович, – сказал фотограф,
Степан Данилович просмотрел фотографии и пошел звать на консультацию своего коллегу.
Вы знаете, мне эти фотографии нужны в двух экземплярах. Для отчета по практике, – печально попросил Саша, – Мне и жене. А то если пленку отнимут, пиши, пропало. -
Ну, ладно, пока наверху совещаются, напечатаем в двух экземплярах – согласился фотограф, – Вот это как раз то, что не одобряется. Наверху еще не согласовали, а внизу уже действуют.
Только под самый конец рабочего дня, когда остальные, незаподозренные практиканты беззаботно отдыхали, Саша и Леша вышли из фотолаборатории. Вышли с победой. Не только с пачкой фотографий, но и с пленкой. Реабилитированный Мендельсон приободрился. Не было счастья, да несчастье помогло: и фотографии за счет завода в профессиональных условиях сделали и пленку вернули. На нескольких фотографиях в кадр попал и Леша. Саша на радостях подарил ему одну. Казалось, все складывается как нельзя лучше.