Кристиан Фэй-2 (СИ)

  Наконец справившись с последней пуговицей шелковой рубашки,-- проклятая мода, почему нельзя было восхвалять пуговицы с колесо размером?-- Айвори завязал удавку галстука. Собственное отражение в высоком тусклом зеркале его отнюдь не радовало. Серое, как утро за окном, смятое, как простыня на еще теплой кровати в спальне, с усталыми пятнами глаз, оно совсем не походило на прежнего Айвори. Зачесав волосы тонким гребешком, он снова одернул бархатный пиджак, на фоне которого его лицо стало еще бледнее, и вконец пал духом. Но времени для наведения лоска больше не оставалось,-- за окном раздался рык мотора, и по стенам заплясали лимонные зайчики автомобильных фар.

  Перестук по паркету заставил Айвори остановиться. Фабрикант вышел из комнаты и пристально всмотрелся в туннель коридора, в добрый десяток закрытых дверей, по мере удаления утопавших во мгле. Лишенные окон стены и узкое пространство между ними создавали собственный вид темноты: густой, непроглядный, клубящийся, словно пятна чернил в прозрачной воде. Тьма в этой части дома была особой.

  И она шевелилась.

  В ушах Айвори зазвенело, а ноги отказали, превратившись в бесполезные культи. Паркет заскрипел под весом неведомого огромного тела, затрещали, будто кости, хрустящие на сотнях крепких зубов.

  На мгновение ему показалось, что он различил знакомое лицо. Белым пятном оно вынырнуло из сумрака вдали, выхваченное светом фар подъехавшего автомобиля, и тут же оказалось вновь поглощено тенью. Айвори сжал похолодевшие от пота ладони, заставил себя повернуться к видению спиной и бодрым шагом двинулся к лестнице. Сердце в его груди закололо, так быстро оно билось о клетку ребер, но фабрикант продолжил спускаться с прежней скоростью, не позволяя себе бежать. Он, Левиафан Айвори, акула бизнеса, миллионер, больше не носился по лестницам, словно перепуганный тьмой, одиночеством и невесть чем еще мальчишка. Те моменты остались далеко в детстве.

  -- Господин Айвори,-- приветствовал его невозмутимый водитель. Фабрикант сдержанно кивнул и надел шляпу.

  Вдруг он замер, вслушиваясь в могильную тишину лабиринта комнат. Водитель терпеливо ожидал, рассматривая покрытые росой бутоны цветов. Когда же Айвори медленно снял шляпу и повесил ее обратно на вешалку, тот лишь моргнул обрамленными длинными ресницами глазами, раскланялся и ретировался. Чихая и мигая подслеповатыми фарами, экипаж скрылся за ведущей к воротам аллеей.

  Айвори закрыл дверь. Замок хищно щелкнул, отрезав его от окружающего мира. Фабрикант повернулся лицом к сумрачным внутренностям особняка, к скалящимся со стен портретам и густому мраку, скопившемуся за десятками открытых дверей. От страха в нем просыпалась невиданная агрессия.

  -- Попробуй еще раз заговорить, и я найду тебя и вырву то, что осталось от твоего поганого языка! Понял меня, шлюхин сын?!

  Дом ответил ему безразличным молчанием, уставился на Айвори сотней глаз с картин и статуэток. Его стены впитали выкрикнутые слова, и осталась лишь тишина.

  Обычный рабочий день пятой фабрики раскачивался медленно, но неумолимо, набирая обороты с каждой минутой. Один за другим на места подтягивались работники, добрая половина которых уже курила под утренними лучами у входа.

  Притворяясь управляющим, Кристиан успел научиться многому: запускать заевший механизм (благо у него одного хватало сил это сделать), следить за порядком, стимулировать персонал так, что тот являлся на работу на час раньше положенного. Также он умело создавал видимость постоянной занятости, благодаря чему его кабинет не так часто навещали. Кристиан не особо понимал тонкости управления и не оканчивал специальных институтов, но интуитивно делал все верно: с первой минуты знакомства впечатлял подчиненных так, что у тех пропадало малейшее желание перечить. Ничего сложного, каждый Брюхвальдский аристократ хоть раз в жизни проворачивал нечто подобное.

  Тем утром невыспавшийся Кристиан ожидал появления господина Айвори. Если он рассчитал все верно, с минуты на минуту тот должен был прилететь с проверкой, пылая энергией и энтузиазмом. Такие, как Айвори считали проявление минутной слабости за позор и старались компенсировать промах взрывом кипучей деятельности.

  Фэй провел пальцами по щетине, кусками покрывшей подбородок. Затем снова разложил карандаши по размеру, теперь от меньшего к большему. За фанерной перегородкой, означавшей стены его кабинета, мерно заухало колесо здоровенной машины, назначение которой Кристиан даже не пытался представить. Мгновение,-- и пространство вокруг лишилось звука, наполнилось монотонным шумом, перекричать который мог лишь опытный работник.