-- Теперь придется все перестирать,-- мрачно констатировал Кристиан, продемонстрировав Лису всклокоченную магией шевелюру.
Фэй страдал маниакальной чистоплотностью. Все его вещи перестирывались и отглаживались по нескольку раз, словно каждый день использовались в операционной. Честно говоря, если бы Кристиан не находился в кабинете директора во время совершения преступления, Лис определенно занес бы его в список подозрительных лиц под номером один.
На всякий случай он вписал имя курьера и зашипел, когда карандаш проткнул тонкую бумагу и впился в ногу.
-- А секретарь?-- поинтересовался Лис.
Кристиан со стуком захлопнул дверцу.
-- Вот он действительно подозрительный тип. Как-то раз я пригласил его в бар, но он отказался, сказал, что не пьет и не курит. И вообще не любит шумные сборища. Именно такие и становятся маньяками, поверь мне. Стресс выпускать некуда, нервы ни к черту, и в один прекрасный день...-- Он схватил воображаемую жертву за несуществующую шею и задушил ее. Затем заглянул под ковер, откуда донесся его торжествующий крик.
-- О! А я его искал!
Когда Кристиан вновь вынырнул в поле зрения напарника, в его руке блестел странный предмет, напоминавший серебристые щипчики для бровей с закругленными краями. Решив не уточнять его назначение, Лис сделал еще одну пометку на бумажке.
Господин Шорох был секретарем директора и мистера Буччо. Весь свой путь, от рождения до смерти папки с делами проходили через его сухие, длинные руки. Эти самые руки подшивали их, добавляли новые, чистые листы и отправляли в камин, когда обладатель имени, указанного красными буквами на картонной обложке, уходил в мир иной. Никто и никогда не знал, что творилось за непроницаемым лицом господина Шороха, да и не пытались узнать. Один взгляд секретаря отбивал у желавших подружиться последние остатки храбрости.
Лис оторвался от списка.
-- Итак,-- выдохнул он, наконец распрямив спину,-- главных подозреваемых трое.
Помощник директора, секретарь и курьер. К удивлению Лиса, теперь ему стало казаться подозрительным поведение всех троих. "Розовая фея" мерещилась ему везде. Он взглянул на Кристиана, который продолжал беззаботно перекладывать вещи в своей и без того стерильной комнате.
Директор был прав. Теперь они могли доверять лишь друг другу. Теперь он мог доверять лишь своим глазам.
В послеобеденное время Петрополис наполнялся людьми. Сотни тел мигрировали по улицам, словно косяки сардин, терлись бортами пальто, цеплялись зонтами и наступали на ботинки, расталкивая друг друга на мокром тротуаре.
Именно в этом потоке и плыла крохотная фигурка Брауни. Кристиан заметил его украшенную цилиндром макушку на оживленном перекрестке Рельсовой и Главной улиц, где смешались экипажи, прохожие, торговцы и попрошайки. И, к несчастью Фэя, их разделяли сотни метров и людей, которые спешили в совсем не нужном Кристиану направлении.
Но Фэй искал коллегу слишком долго для того, чтобы так просто выпустить его из виду. Он подплыл ближе, одной рукой расталкивая прохожих, а другой придерживая ворот длинного сюртука. Холодный ветер бил в лицо, отчего глаза принялись слезиться.
-- Брауни!-- выкрикнул Фэй из последних сил.-- Брауни!
Один из прохожих толкнул его в плечо, и, еле устояв на ногах, Кристиан двинул его в ответ. Он постарался сделать это как можно мягче,-- в его не слишком мускулистом теле таились опасные силы,-- но мужчина все же отлетел в сторону и, неуклюже раскинув руки, приземлился на шедших рядом пешеходов.
Крики негодования привлекли внимание Брауни; его темные глазки удивленно сверкнули в толпе впереди.
-- Кристиан Фэй,-- напомнил Кристиан, наконец пробравшись сквозь гущу сновавших людей, и с чувством пожал карлику руку.-- Ты не мог бы ответить на пару моих вопросов в связи с... недавним несчастным случаем?
-- Убийством, ты хотел сказать,-- простуженно проскрипел Брауни. Смерив Кристиана весьма недружелюбным взглядом, он отозвал юношу к стене дома. Там, между газетным киоском и ларьком, вонявшим кислым вином, он заявил:
-- Только побыстрее, прошу. Сейчас я очень занят. Моего подопечного хотят посадить по обвинению в убийстве.
Слезы и паника, душившие карлика в кабинете директора, исчезли, и на их месте возникла невиданная жесткость. Брауни превратился в пружину, сжатую до предела.
-- Конечно, конечно. -- Кристиан откашлялся и принял деловой вид, словно открыл воображаемый блокнот.-- Скажи, пожалуйста, ты с кем-либо обсуждал своих подопечных?
-- Нет,-- коротко ответил Брауни.
-- Может быть, секретарь, друг, коллега?..
Между ними повисло недолгое молчание. Вокруг шумели толпа и поливавший ее дождь.
-- Исключено.
-- Хорошо,-- не унимался Фэй,-- но кто-то мог видеть твои записи? Папку с делом?
Коричневое личико Брауни застыло в немой маске раздражения.