На его место явился психолог — невысокий толстячок с проеденной плешью головой. Его я послал к черту.
Следующую неделю я провел в раздумьях. Физическое состояние мое улучшалось с каждым днем, чем я несказанно радовал медперсонал, а вот душевное… Несмотря на то, что я упрямо отказывался от услуг психолога, меня признали вполне вменяемым и способным отвечать за свои поступки, убедились в том, что характер у меня не буйный, и позволили прогулки не только по зданию Центра, но и выходы во двор. Последнее мне нравилось больше всего. Я выходил во двор и подолгу бродил по безлюдным дорожкам, сидел на лавочках под высокими деревьями, наполнявшими животворным озоном воздух, наслаждался пением птиц или сидел на берегу небольшого пруда, время от времени бросал в застывшую воду мелкие камушки и смотрел на расходившиеся от них круги.
Недели хватило на то, чтобы я смирился с тем, что со мной произошло. Поначалу разум отказывался верить в происходящее, принимая все за фарс чистой воды, но медперсонал проявил завидное терпение и настойчивость, переубеждая меня. Постепенно я убедился в том, что никто не желает мне зла, и что меня никто не обманывает.
Жизнь за пределами Центра совсем не походила на ту, к которой я привык при жизни. При своей жизни. Я часто и помногу смотрел головизор — небольшой аппарат, пришедший, как мне сказали, на смену привычному для меня телевизору. Головизор не транслировал изображение, а проецировал его прямо над собой, заполняя пространство живыми и на вид вполне реальными образами, напоминающими голограмму из когда-то виденных мною фантастических фильмов.
Мне дозволено было знакомиться с прессой, которую доставляли по покет-почте. Я довольно быстро научился пользоваться ею. Набираешь нужное название, открываешь дверцу в небольшой кабинке и вынимаешь газету или журнал. После того, как прочитаешь ее, дотрагиваешься до специальной наклейки в правом верхнем углу, и периодика самоуничтожается и исчезает, а в твоих руках остается лишь мелкая дробинка. Для сбора таких дробинок в каждой палате стояли специальные аппараты.
Газеты и журналы печатались теперь не на бумаге, а на каком-то сверхновом синтетическом волокне, обладающем способностью максимального свертывания. В кабинках покет-почты стояли специальные полиграфические аппараты, способные наносить на тончайший, но весьма прочный волоконный лист статьи и фотографии. Стоило клиенту набрать на клавиатуре нужное название, как ваша кабинка посылала электронный запрос в редакцию, тут же получала электронный ответ, и в мгновение ока превращала волоконный лист в газетный. Вам оставалось только вынуть его из кабинки и не забыть кинуть использованную дробинку в специальный приемник. Дробинки были многоразовыми, что значительно удешевляло прессу.
К сожалению, все приходившие в Центр по покет-почте газеты и журналы были узкоспециализированными. По ним я не мог познакомиться с жизнью за пределами Центра. Статьи, в основном, были посвящены проблемам медицины, и написаны таким сухим и официальным языком, что у меня, как у профессионального журналиста, быстро пропадало желание их читать. Тем более что я ничего не смыслил в тех терминах, которыми пестрели газетные полосы.
Вскоре я научился управляться и с одеждой. Принцип был тот же, что и с почтой. Ткань была создана все из того же синтетика. В подкладку разработчики вмонтировали специальный электронный чип, который моделировал структуру волокна. Обычно в память одной такой модели были заложены около десятка различных нарядов. На мне была, как мне сказали, самая распространенная и стандартная модель. К моим услугам всегда было восемь вариантов одежды, начиная от пижамы и кончая выходным костюмом.
На рукавах находились по четыре маленькие кнопочки, сработанные под пуговицы. Каждая отвечала за определенный вариант костюма. Достаточно было нажать на нее, и вы уже, например, в смокинге.
С обувью тоже стало гораздо проще, чем в мои времена. Не надо было завязывать шнурки или застегивать молнию или липучку. Не надо было мерить обувь и подгонять ее по размеру. Теперь все башмаки выпускались одинакового размера, а в подошву был вмонтирован регулятор. Подстроишь его, и получаешь нужный размер. Сунешь ноги в башмаки, нажмешь кнопочку, и обувь будто обволакивает ногу, повторяя все мельчайшие контуры и изгибы стопы.
Гораздо сложнее для меня было научиться управляться с дверями. Они по-прежнему повиновались только сотрудникам Центра. Как-то медсестра призналась мне, что медработники отдают дверям мысленный приказ открыться или закрыться, и дверь послушно все выполняет. Я не знал, верить ли ей. Молоденькие медсестры частенько надо мной подшучивали, пользуясь моей безграмотностью. Но все равно как-то раз я решил попробовать и силой мысли попытался заставить дверь распахнуться передо мной.