Крест в круге

Временами, когда Матвей был чем-то занят, Борису перепадала возможность пообщаться с сыном один на один. И для него это были самые счастливые минуты в бесконечной череде похожих друг на друга часов, дней и месяцев. Он устраивался на самом краешке кровати, пока Вадим еще не спал, и читал ему книжки. Те самые, которые в теперь уже таком далеком Ташкенте он проглатывал ночами, устроившись в углу теплого и родного дома папы Максуда.

Борис читал сыну сказки и большие рассказы, а тот, устремив на отца задумчивый взгляд, слушал, не перебивая и не задавая вопросов, пока не проваливался в сон.

Иногда Борис ничего не читал, а просто сидел у мальчика в изголовье и рассказывал свою жизнь. Он рассказывал ему про маленького сироту с покалеченной рукой, который очень хотел стать писателем и делать людей счастливыми, а вместо этого приносил им одни лишь несчастья. Рассказывал про бедную овечку по имени Лола, про цветущие маки на крыше крохотного, но очень родного дома, про обретенную и снова потерянную любовь.

Маленький Вадим, казалось, понимал все до последнего слова. Даже то, что в его возрасте понять было попросту невозможно. Он лежал на подушке, устремив умные глаза куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть в бесконечной пустоте этого несчастного мальчика с кривой ладошкой, позвать его, прикоснуться к нему и никогда с ним не расставаться.

Борис наблюдал за сыном, отмечая его смышленость, недетскую серьезность и в то же время трогательную искренность. Он поражался его любознательности, коммуникабельности и одновременно его умению строить собственный мир, в котором ему комфортно и уютно одному.

В этой его удивительной способности Борис узнавал самого себя, свою привычку защищаться от жестокости окружающих, прячась в самых потаенных уголках собственной души. Борис видел эту похожесть и боялся ее. Он боялся схожести судеб.

Поэтому, когда Вадиму исполнилось девять лет, Борис почувствовал, что должен опередить судьбу, опередить зловещую слепую старуху с обожженным лицом.

Как-то глубокой ночью, когда Вадим мирно спал в своей кровати, аккуратно положив руки поверх одеяла, Борис встал у него в изголовье и, поднеся увечную ладонь ко лбу спящего сына, зашептал громко и торопливо:

– Мальчик мой! Я сумею тебя защитить от бабушки Назимы! Она не посмеет появиться в твоей жизни. Тебе не придется услышать ее жуткие пророчества! Не придется жить так, как написано ею. Потому что твою судьбу написал я! Но если ты почувствуешь, что эта твоя судьба опять грозит стать похожей на мою, грозит сомкнуться в круг, прошу тебя: найди крест . Я не знаю, где он и на что похож – на птицу с распростертыми крыльями или на кинжал. Я так и не нашел его. Сделай то, что мне не удалось… Ты сможешь!

Борис еще какое-то время стоял молча, вглядываясь в темноте в безмятежное лицо спящего мальчика, потом поправил ему одеяло, вздохнул и отправился на свою раскладушку. Его все нарастающая с годами тревога улеглась, но в самой глубине сердца осталось смутное предчувствие чего-то неизбежного и необратимого.