Крест поэта

Есть у нас даже, как объявил “Огонек”, и центр “Мозг” перестройки, в “Мозг” перестройки входят вчерашние “прорабы перестройки”, но пополневшие ныне, повысившиеся в должностях, уже оглаженные “новыми веяниями”, зачесами, галстуками, дачами, обласканные массовой любовью “пр01рессивных” граждан СССР и “прогрессивными” народами Европы, Азии, Африки... Называть их, членов “Мозга” перестройки, как вчера называли “прорабами”, нехороши, малограмотно, почти оскорбительно, потому они — “Мозг” перестройки.

А такие, как Татьяна Глушкова, тоскуют по огородным лопухам, по унавоженным почвам — “сталинисты”, опасные внезапной жестокостью, чуть ли не склонностью, отмечают, “спевшись”, критики, к “шовинизму”, а там — и терпением к “Памяти”, а там — “русский фашизм”, там — почему власть бездействует? — “арестовать” надо. Во, демократы, прорабы гласности, начинавшие “мостить” планету при Сталине, пустившие “под кукурузу” Россию при Хрущеве, и — по-стариковски брюзжат возле депутатских вакансий ныне. Не “прорабы”, а ловцы карьер, “горбуны-неудачники”.

* * *

Нельзя не удивляться: не всякие цари древних и новых земель разрешали вельможам скопом наваливаться на писателей и поносить их, как это в последние времена укоренилось у нас, у отдельных наших “ответственных” работников, призванных помогать печати, а не организовывать из нее “гражданскую войну” в литературной среде. Да и только ли в литературной?

Сталинский Жданов раз выступил против Ахматовой и Зощенко, а целый ряд наших газет и журналов, теперешних, с помощью члена ЦК КПСС тов. Яковлева А. Н., не представляют себе номера без нападок на русских деятелей культуры. Есть “Огоньки”, где по три, по четыре материала на странице дано против Юрия Васильевича Бондарева. Впечатление такое, что это не “Огонек”, а камера, где совершается избиение невиновного при открытых дверях и незашторенных окнах. Свобода! Первую “взбучку” русским писателям Яковлев учинил в семидесятых годах, за что был отправлен послом в Канаду с поста и. о. заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС. Теперь он — член Политбюро ЦК КПСС, послом в Канаду не отправят, хотя молимся...

Татьяна Глушкова, как вы поняли по списку фамилий критиков, атакующих ее, — жертва необузданной “гласности и демократии” зарвавшихся “прорабов” перестройки. Я сам слышал и видел, как топала ногами, хрипела, пыталась оторваться от кресла и куда-то улететь “прорабица”, всклокоченная и рассерженная критикесса, Наталья Иванова, топала и хрипела, когда вышла к микрофону опрятная большеглазая женщина и начала горько рассказывать о травле, которой ее несправедливо подвергли за честные книги, — Татьяна Глушкова.

А критикесса хрипела, топала и “выкаркивала” через каждые две, три минуты: “Слава Коротичу! Слава Коротичу!..”

При чем туг Коротич, думал я. У Коротича свой “собственный” журнал в руках, “Огонек”, но ведь ни журнал, ни сам Коротич не принадлежат лично этой всклокоченной и рассерженной “прорабице”, критикессе, тяжело топающей ногами, но пытающейся оторваться от земного шара и куда-то улететь...

Но кого же видят в Татьяне Глушковой, в поэтических и очерковых ее книгах С. Чупрынин, Ю. Богомолов, Б. Сарнов, С. Рассадин, А Латынина, И. Соловьева, Н. Иванова и другие, и прежде всего — Н. Иванова, твердящая: “Мы еще только начали, мол, подождите, будет вам впереди?!”

А видят они в Татьяне Глушковой — “трудно вообразимое”, “застойный стиль”, “аналог эпигонства”, “вторичность”, “эклектику”, “подражание подражанию”, “безвременье”, “врага интеллигенции”, “врага перестройки” и т. д.

Каждый из них — вносит “неповторимое”, “индивидуальное”, как “вносили” когда-то их ярые предшественники, в историю литературы, формулировки, ярлыки: “враг революции”, “враг коллективизации”, “классовый враг”, “антисоветчик”, “русофил”, “деревенщик”, и — успевали, отпихивали, отлучали, ликвидировали!

Не вспомнить ли Куприна?..

Меры нет, удержу нету, элементарная микрочастица воспитанности отсутствует в “рядовых и в прорабах”, когда они получают аудиторию. Вот как, опять в пресс-бюллетене “Дома кино” (1989, апрель, с. 5), пишет о Соломоне Михоэлсе некий А. Мин-кин: “В годы войны, — сказала она, — бойцы нередко шли в бой с именем Михоэлса на устах!” И я представил себе поднимающийся в атаку взвод: “За Соломона! Ура-а!” Бред о вожде?.. Хохма?

Ничего себе. Представил. Пошутил над бойцами-олухами, вывернул наизнанку легенду, сочиненную старой актрисой, — цинизм? Да. Эгоизм? Да. Презрение к чужой, нашей, культуре, к чужому, нашему, народу, презрение и к трагической судьбе Соломона Михоэлса. Но А. Минкин — не редкость.