Крест и полумесяц

Вскоре торжества кончились и наступили серые буди, жизнь в городе потекла своим чередом, и ничто больше не напоминало о недавних веселых событиях.

И лишь султан, с невиданной доселе роскошью и помпезностью, принял в большом зале Дивана чрезвычайного посла Франции, после чего все французские пленники и рабы в султанских землях немедленно получили свободу. Все это свидетельствовало о том, что король Франциск не сделал никаких выводов из прошлых неудач и снова готовился к войне с императором.

Союз с Францией был заключен в самый подходящий для султана момент, ибо в Венгрии обстановка сильно накалилась — там начались мятежи и беспорядки. Однако доселе здравомыслящие мусульмане на этот раз проявили полное непонимание политической ситуации. Они обвинили великого визиря в дружбе с христианами, как до этого ставили ему в вину защиту шиитских еретиков в Персии — якобы даже ценой интересов собственной армии.

Но теперь дела зашли так далеко, что любые неудачи приписывали исключительно великому визирю, дабы очернить его в глазах людей и лишить уважения, всякие же полезные начинания считались заслугой одного только султана.

К весне ненависть людей к великому визирю стала настолько очевидной, что Ибрагим, не решаясь показываться публично, предпочел оставаться в своем дворце или в одном из зданий сераля. Как и раньше, он ежедневно встречался с султаном, делил с ним трапезу и часто ночевал в его опочивальне — во всяком случае, как и прежде, много времени проводил под одной крышей со своим повелителем. И все же, несмотря на эту близость, ему не раз приходилось терпеть оскорбительные проявления ненависти и презрения. Прямо под окнами его покоев раздавались крики и ругань. Ибрагим пускал оскорбления мимо ушей, не желая предавать огласке эти дикие выходки.

После возвращения из Персии великого визиря ждала масса неотложных дел, которые к тому же требовали крайне ответственных решений. За время отсутствия Ибрагима таких дел в Диване накопилось великое множество, ибо паши с завидным постоянством отказывались принимать их к рассмотрению — ведь легче и безопаснее отложить дело в долгий ящик, чем случайно ошибиться.

Переговоры с послом французского монарха тоже отнимали время у великого визиря, и он пока не мог принять меня.

В ожидании встречи с Ибрагимом проходили дни и недели, приближалась весна, а я все еще надеялся, что смогу и успею предостеречь его об опасности, о коей не смел даже намекнуть в письме. Он же иногда давал мне понять, что не забыл обо мне и назначит встречу в самые ближайшие дни.

В ответ на мои многочисленные просьбы и увещевания Ибрагим прислал мне однажды шелковый мешочек с двумя сотнями золотых монет, что должно было подтвердить его благосклонность ко мне, но дар этот лишь сильно расстроил меня. Великий визирь дал мне понять, что в глубине души презирает меня и считает, что лишь из-за денег я все еще служу ему. А я даже не мог упрекать его за это, так как сам слишком долго жаждал и в конечном счете привык получать деньги и подарки в награду за свои услуги.

Теперь же, в отчаянии замерев в приемном покое во дворце великого визиря, взирая на тонкие изящные колонны и бессмысленно теребя в руках туго набитый золотом шелковый мешочек, я как никогда прежде ясно сознавал, что никакое золото мира не сможет унять боль, терзавшую мое сердце.

Но ни в коем случае я не хочу казаться лучше, чем есть на самом деле, ибо целью и сутью моего повествования является правда и только правда. Потому и не скрываю, что с того дня, когда мы с Антти разделили между собой тунисские алмазы, я знал, что мое будущее вполне обеспечено, и нищета не угрожает мне, хотя особой радости сознание этого мне не доставляло.

Когда я вернулся домой, Джулия обняла меня и примирительно сказала:

— Дорогой Микаэль! В твое отсутствие мне пришлось просмотреть твой лекарский сундучок, чтобы найти средство от болей в желудке. Грек-садовник жалуется на тошноту, но я не решилась дать ему африканское лекарство, которое ты привез из Туниса и о котором однажды говорил мне. Тогда ты объяснил, что от этого снадобья человеку на короткое время может стать совсем плохо, хотя в то же время оно хорошо помогает от болей в желудке. Но я в своем невежестве побоялась навредить садовнику.

Я не любил, когда Джулия копалась в моих вещах, и не раз просил ее не делать этого, но сегодня все мои мысли были заняты другим. Я вручил ей лекарство, которое в свое время так горячо хвалил Абу эль-Касим, и предупредил жену, что употреблять его можно в крайне маленьких дозах.