Шеф — ныне Вёлунд — помнил, как он яростно колотил по раскаленному железу, не решаясь в таком настроении обрабатывать медь, или серебро, или червонное золото, до которого Нидуд был особенно жаден.
Ковыляя по кузнице, он знал, что за ним наблюдают. В четыре глаза. Это два сынишки Нидуда пришли посмотреть на пламя горна, на звонкий металл и сверкающие самоцветы. Вёлунд остановился, глядя на мальчиков. Нидуд позволял им разгуливать свободно, зная, что его раб никогда не сбежит, и не думая о том, как сильно тот жаждет мести. Вёлунд не посмеет ее утолить, если не сможет избежать ответного возмездия. По понятиям Севера это был бы невыгодный обмен — унизительный дурацкий проигрыш. Отмщение не может быть отмщением, если оно не полное и окончательное.
Высоко наверху, куда только могли подтянуть кузнеца его могучие руки, лежали сделанные Вёлундом крылья — волшебное средство для побега. Но сначала месть. Полная и окончательная месть.
— Зайдите-ка в кузню, — обратился Вёлунд к любопытным мордашкам. — Взгляните, что тут у меня в ларце.
Он пошарил внутри, извлек золотую цепь. На каждом звене сверкали самоцветы, складываясь в сложный красно-зелено-синий узор.
— И вот на это полюбуйтесь. — На мгновение он показал шкатулку из моржового бивня, с резьбой и серебряными инкрустациями. — Тут еще много чего есть. Подойдите, просто взгляните, что в ларце, если смелости хватит.
Мальчики, взявшись за руки, осторожно вступили в отблески пламени. Одному было шесть, другому — четыре; дети Нидуда и его второй жены, чародейки, оба гораздо моложе их единокровной сестры Ботвильды, которая тоже иногда приходила поглазеть украдкой на Вёлунда. Это были славные ребята, скромные, но дружелюбные, не испорченные еще жадностью отца и коварством матери. Один из них вчера дал Вёлунду яблоко, оставшееся от обеда.
Вёлунд поманил их, поднял одной рукой тяжелую крышку ларца. Он был достаточно осторожен, чтобы держать не за край, а за ручку. Много оторванных ото сна часов он провел, приваривая к краю крышки лезвие, наиострейшее из сделанных им за всю жизнь. Это были хорошие дети, и он не хотел, чтобы им было больно.
— Зайдите, взгляните, — снова позвал он.
Мальчики завороженно уставились, от возбуждения попискивая как мыши. Их головы склонились над ларцом. Вёлунд при всей своей жестокости отвел глаза, прежде чем захлопнуть крышку…
«Я не хочу быть в его теле! — подумал Шеф, сопротивляясь пальцам бога, который держал его за затылок, заставляя смотреть. — Чему бы это меня ни учило, я не хочу знать».