Крест и король

— Он должен был умереть в воде, — произнес враждебный голос: холодный, властный, не привыкший к возражениям, — голос не только Отца, но и Повелителя богов и людей.

— Нельзя упрекать человека за то, что он спасает свою жизнь, — спорил второй голос.

Шеф вспомнил, что много раз слышал его, и узнал голос своего покровителя, а может быть, и отца, хитроумного Рига.

— Он отбросил копье — копье с моими рунами. Отказал мне в жертвоприношении. Он не идет дорогой героев.

— Значит, тем меньше у тебя причин забрать его. Ему не найдется места в Валгалле, из него не получится послушный воин для твоего Эйнхериара.

Первый, казалось, колебался.

— И все же… есть в нем какая-то хитрость. У моих ратников слишком мало хитрости. Может быть, это качество пригодится в день Рагнарёка, в Судный день.

— Но пока оно тебе не нужно. Оставь его таким, какой он есть, посмотрим, куда приведет его удача. Может быть, он служит тебе по-своему.

Второй голос лгал, Шеф знал это, догадался по сладости увещеваний. Для него просто выигрывали время.

— Удача! — воскликнул первый голос, чему-то обрадовавшись. — Ну, тогда посмотрим. Коли есть у него удача, то лишь его собственная, потому что мою он отверг. И ему понадобится много удачи, чтобы выжить на Дроттнингхольме. Посмотрим.

Оба голоса слились в согласный гул и затихли.

Шеф очнулся как от толчка. Сколько же времени он спал? Видимо, недолго. Здесь слишком жарко, чтобы разлеживаться. Он вспотел, лавка под ним была влажной. Пора встать и осмотреться. Он вспомнил слышанный от Торвина стих: «У каждой двери оглядись, когда враги в чертоге каждом».

Едва он поднялся, дверь парилки со скрипом распахнулась. В предбаннике пылал очаг, и благодаря его свету Шеф узнал в появившейся в дверях фигуре королеву Рагнхильду. Не было видно, что на ней надето. Закрыв дверь, она подошла и прижалась к нему.

— Ты сняла свои драгоценности, королева, — сказал он с неожиданной хрипотцой в голосе.

Шефа тревожил запах женщины, более сильный, чем запах смолы.

— Золото нельзя носить в парной с горячими камнями, — ответила Рагнхильда. — Оно обжигает. Поэтому я сняла кольца и браслеты. Смотри, на мне нет даже застежки.

Она схватила его руки, направила под платье. Ладони Шефа легли на тяжелые купола грудей; он понял, что на женщине нет ничего, кроме распахнувшегося платья. А его руки уже скользили по ней, ладони гладили длинную мускулистую спину, с силой сжимали ягодицы. Она подалась вперед, толкая его лобком, заваливая на спину. Под колени ударила скамья, и он с шумом опрокинулся.

По его телу струился пот, а королева распростерлась над ним, наседая на вздыбленного скакуна. Впервые с тех пор, как два года назад в суффолкском лесу Шеф входил в лоно Годивы, он ощутил сокровенный жар женской плоти. С него как будто спали злые чары. Сам удивляясь своей способности, он сорвал с королевы платье, схватил за бедра и, продолжая сидеть, начал рваться вперед и вверх.

Рагнхильда, опираясь на его плечи, расхохоталась.

— Никогда не встречала мужчину, такого энергичного в парилке, — сказала она. — Обычно жар превращает их в старых волов. Я вижу, на этот раз березовые веники не понадобятся.

Неизвестно, сколько времени утекло, прежде чем Шеф подошел к наружной двери замка и осторожно открыл ее. Вдали на востоке, на другой стороне фьорда, на холмах Восточного Фолда, простиралась редкая цепочка огней. Из-за его плеча выглянула Рагнхильда.

— Рассвет, — сказала она. — Скоро придут Стейн и стражники. Тебе нужно спрятаться.